|
Возразить ей было нечего. – Думаю, теперь вы понимаете, почему я это все бросил. Вместо того, чтобы только разрушать, хочу построить что-то. Чем гордиться можно. И стать… хорошим человеком, наверно. Щелк, щелк. Волосы все падали на пол, собирались грудами. – Хорошим человеком? – Ну да. – А ты сам-то видел мертвых людей? – Навидался. – Сразу много видел? – спросила она. – Когда они кучами лежат, умершие от чумы, которая следует за войной? – Случалось. – Ты замечал, чтобы некоторые трупы светились? Или благоухали, как розы весенним утром? Он нахмурился. – Нет. – Значит, хорошие и плохие люди не отличаются друг от друга? Для меня, признаюсь, никогда не отличались. – На этот раз промолчать пришлось Трясучке. – Допустим, ты хороший человек, всегда стараешься поступать правильно, строишь то, чем можно гордиться. И вот однажды приходят выродки, в единый миг все уничтожают, и ты смотришь и говоришь «спасибо», когда из тебя вырывают душу… Думаешь, после этого, когда ты сдохнешь и тебя закопают, ты станешь золотом? – Чем? – Или вонючим дерьмом, как все остальные? Он медленно кивнул. – Дерьмом, это верно. Но, может, после меня останется что-то хорошее. Она холодно рассмеялась. – Что остается после нас, кроме того, что мы так и не сделали, не сказали, не закончили? Кроме пустых костюмов, пустых домов, пустоты в душах тех, кто нас знал? Кроме неисправленных ошибок и истлевших надежд? – Может, подаренные надежды. Добрые слова. Счастливые воспоминания, думается. – И что, улыбки мертвецов, которые ты бережешь в своем сердце, согревали тебя, когда мы встретились? Кормили, когда ты был голоден? Утешали, когда отчаивался? Трясучка надул щеки. – Черт, только вы мне и блеснули, как солнце. Но, может, от них было что-то хорошее. – Лучше, чем карман, полный серебра? Он отвел взгляд. – Может, и нет. Но я все равно буду стараться думать по-своему, как и раньше. – Ха. Удачи, хороший человек. – Монца покачала головой, словно ничего глупее не слышала. «В друзья мне подавайте только дурных людей, – писал Вертурио. – Их я понимаю». Ножницы щелкнули в последний раз, и цирюльник, вытирая потный лоб рукавом, отступил на шаг. |
