Другим видом «телесных наказаний» была порка — обычная расплата за грубость или леность, которая часто применялась к морякам британского флота и африканским рабам в Америке. Существовало множество разновидностей плеток: они были способны содрать кожу, превратить плоть в кровавый фарш, прорезать мышцы до костей. Чарльз Напьер вспоминал, что в британской армии в конце XVIII в. приговор в 1000 плетей не был редкостью:

Я часто видел жертв, которых три-четыре раза возвращали из госпиталя, чтобы отсчитать им оставшуюся часть наказания, слишком жестокого, чтобы его можно было вынести за один раз и не умереть. Ужасно было видеть, как тонкую нежную кожу едва зажившей спины вновь обнажали для истязания. Я был свидетелем сотен порок, и каждый раз наблюдал, что, когда кожа снята, жуткая боль смягчается. Люди бились в конвульсиях и кричали, пока счет плеток не доходил до трех сотен. А затем они переносили остальные удары, часто до 800 или 1000, без единого стона. Они не подавали признаков жизни, и казалось, что палачи бичуют кусок бесчувственного сырого мяса.

Выражение «протащить под килем» (keelhaul) сейчас иногда употребляется в смысле «сделать устное внушение». Но его буквальный смысл описывает еще одну традиционную для флота расправу. Моряка привязывали к веревке и протаскивали под днищем корабля. Если он не тонул, наросшие на днище ракушки изреза́ли его плоть в клочья.

К концу XVI в. в Англии и Нидерландах наказанием за мелкие преступления вместо пыток и увечий стало тюремное заключение — не ахти какое улучшение. Узники должны были оплачивать еду, одежду и солому для своей постели, а если они или их родственники заплатить не могли, то обходились без всего этого. Иногда нужно было платить за «ослабление кандалов» — чтобы с шеи сняли воротник с железными шипами или расковали колодки, пригвождавшие ноги к полу. Паразиты, холод и жара, человеческие экскременты, скудная несвежая еда не только добавляли страданий, но и провоцировали болезни, превращая тюрьмы в фактические лагеря смертников. Многие из тюрем были заодно и работными домами, в которых полуголодных узников большую часть светового дня заставляли пилить дерево, дробить камни или крутить ступальное колесо.

~

XVIII столетие стало поворотным пунктом в истории узаконенной жестокости на Западе. В Англии реформаторы и общественные комитеты критиковали «жестокость, варварство и поборы» в тюрьмах страны. Натуралистические описания пыток и экзекуций стали задевать чувства публики. Вот рассказ о казни Катерины Хейз в 1726 г.: «Когда языки пламени коснулись ее, она попыталась оттолкнуть горящий хворост руками, но только обожгла их. Палач затянул веревку вокруг ее шеи, чтобы задушить женщину, но пламя уже начало припекать ему руки, и он был вынужден выпустить ее. В костер подбросили еще хвороста, и спустя три или четыре часа она превратилась в пепел».

Невыразительное слово «колесование» даже близко не описывает ужас этого вида казни. По описанию одного хроникера, жертву превращали в «вопящую марионетку, корчащуюся в потоках крови, марионетку с четырьмя щупальцами, как у морского чудовища, сырую, липкую, бесформенную плоть, из которой торчали обломки костей». В 1762 г. 64-летний французский протестант Жан Калас был обвинен в убийстве сына с целью помешать тому перейти в католицизм (на самом деле он пытался скрыть самоубийство сына). Во время дознания с целью выпытать имена сообщников его подвешивали на дыбе и пытали водой, а затем колесовали. После двухчасовой агонии Каласа задушили, чтобы положить конец его мукам. Свидетели, слышавшие, как он кричал о своей невиновности, пока палач ломал ему кости, были потрясены ужасным зрелищем. Каждый удар железной дубинкой «проникал до глубины души», и «потоки запоздалых слез лились из глаз всех присутствующих».