Облом насупился.

Он был вдвое крупнее Бегуна, он вообще был самым крупным в племени, если не считать Ногу, но Ногу можно было уже не считать. Даже Свин уступал покойнику в размерах, хотя был толще.

– Ты на меня не ори, Бегун, – процедил Облом. – Эта сука вчера утром разве только нас не обоссала. Она думает, что хозяйка. А она – ничто! Грязь! Говно!

– Кончай орать, – оборвал Облома Бегун. – Это грязь завалила Ногу! Слышь, как воняет наш с тобой друган? Пусть его примет Беспощадный! Она завалила Вождя, Облом, убила одного из нас. То, что она расправилась с двумя охотниками – не проблема, челы – они и есть челы, невелика потеря. Но убить Вождя и смыться… Ты думаешь, это добавит нам авторитета?

– Ты меня не учи, что мне и как делать, – в голосе Облома звучала неприкрытая угроза. – Я в своем праве, Бегун. Мы равные, ты мне не указ!

– Мы равные, – подтвердил Свин, вмешиваясь в разговор. – Такой Закон.

– Мы равные, – согласился Бегун. – Поэтому надо думать и советоваться, прежде чем делать. Книжник сбежал, Белка убила Ногу и двоих челов и ушла безнаказанной. На глазах у всего племени нас смешали с дерьмом, высушили и растерли в пыль. Что теперь делать будем, а, равные? Что скажут челы, которые видели, как нас унизили? А герлы будут покорны, как овцы, или возьмут пример с Белки? Вы думаете, что Вождь – это пожизненно, до встречи с Беспощадным? Нет, бро! Вождь – это до первой ошибки! До первого раза, как оступишься и дашь понять, что тебя можно трахнуть!

Облом молча понурил голову.

– Что будем делать? – спросил Свин с опаской.

Ему не улыбалось терять место Вождя, когда-то завоеванное кровью.

– Мы должны их поймать, – сказал Бегун. – Заставить Книжника привести к месту, где лежит лекарство, а эту рыжую суку прибить к воротам Парка. Живьем. И мы ее прибьем!

– А я ее трахну, – осклабился Свин, почесав себя в паху.

– Сколько угодно, бро, – усмешка Бегуна была ледяной. – Но она должна быть еще живой, когда мы прибьем ее к воротам. Это приказ всем челам, которые пойдут с нами. Брать обоих живыми. Они должны сдохнуть на глазах у племени, да так, чтобы об их смерти герлы еще двадцать поколений рассказывали бэбикам. И те жидко срали от страха…

Погоня отстала. Скорее всего, вождей испугал начинающийся пожар в Библиотеке. Лето в этом году выдалось жаркое, солнце основательно подсушило траву в Парке, стремительно желтеющая листва тоже жухла со дня на день все больше и больше, так что гореть действительно было чему.

Сухостоя в Парке, правда, не водилось лет десять как. Все мертвые деревья вычистили давным-давно, не из соображений безопасности, а из-за лени – зачем ходить далеко в поисках топлива, когда все есть под рукой? Но и без высохших стволов пожар мог получиться на славу: доберись огонь до травы – и загорится кустарник, который на дрова не годился, а разросся так, что в некоторых местах пробраться через плотные высокие заросли было проблематично.

Книжник с болью подумал о пылающих стеллажах, на которых обугливаются корешки книг, и понадеялся, что сгорит не все, хотя зарево, разгорающееся за его спиной, говорило о противоположном. Одно Тим понимал четко – обратно ему не вернуться никогда, а, значит, книги станут бесполезным мусором и пойдут на растопку в течение одной-двух зим.