– Проблем из-за мочи не возникнет?

– Нет.

– Хорошо. Рассказать о чем-нибудь хочешь?

– Нет, не о чем.

– Как идет работа?

– Идет, наверное, как и всякая другая.

Киббл приподняла брови, и Касси пожалела, что не ответила односложно. Опять она насторожила инспектора.

– Ты постоянно ездишь в шикарных машинах, – сказала Киббл. – Большинство людей, приходящих сюда, моет такие машины. И не жалуется.

– Я не жалуюсь.

– Тогда что?

– Ничего. Да, езжу в шикарных машинах. Но я не владею ими. Я их продаю. Это не одно и то же.

Киббл подняла голову и несколько секунд всматривалась в Касси. Со всех сторон доносилась какофония голосов из комнатушек.

– Итак, девочка, что тебя беспокоит? Времени на пустую болтовню у меня нет. У инспектора есть сложные дела, есть простые, и мне придется туго, если я буду вынуждена перевести тебя на УК. Недосуг мне заниматься этим.

Она хлопнула ладонью по стопе толстых папок, показывая, что имеет в виду.

– И тебе это ни к чему тоже.

Касси знала, что УК означает усиленный контроль. В настоящее время она находилась под минимальным надзором. Перевод на УК означал бы более частые поездки в управление, ежедневные телефонные проверки и регулярные визиты Киббл к ней домой. Условно-досрочное освобождение превратилось бы в продолжение тюрьмы, и Касси понимала, что не вынесет этого. Поэтому вскинула руки в умиротворяющем жесте.

– Извиняюсь, извиняюсь. Все в порядке, лады? Я просто... просто переживаю такое время, понимаете?

– Нет, не понимаю. Что за время? Объясни.

– Не могу. Не подберу нужных слов. Я чувствую... вроде бы каждый день в точности похож на предыдущий. И поскольку все одно и то же, будущего нет.

– Вспомни, о чем я тебе говорила, когда ты впервые появилась здесь. Говорила, что так и будет. Повторение порождает заведенный порядок. Он скучен, но удерживает тебя от мыслей и от неприятностей. Ты не хочешь их нажить, так ведь, девочка?

– Нет, Телма, не хочу. Но я вроде бы вышла из заключения, а временами мне кажется, что все еще нахожусь там. Это не...

– Что «не»?

– Несправедливо.

Внезапно в одной из комнатушек осужденный громко запротестовал. Киббл поднялась и взглянула за перегородку. Касси не шевельнулась. Ей было все равно. Она знала, что происходит. Кого-то уводили в камеру временного содержания до рассмотрения вопроса об отмене условно-досрочного освобождения. Один-два увода случались всякий раз, когда Касси бывала здесь. И никто не возвращался в тюрьму спокойно. Касси давно перестала наблюдать эти сцены. Тут она не могла беспокоиться ни о ком, кроме себя.

Через несколько секунд Киббл села и вновь обратила внимание на Касси, надеявшуюся, что инспектор из-за этого перерыва забудет, о чем у них шел разговор.

Увы, не забыла.

– Видела? – спросила Киббл.

– Слышала. Этого достаточно.

– Надеюсь. Если что, с тобой может случиться то же самое. Понимаешь это?

– Полностью, Телма. Я знаю положение вещей.

– Вот и хорошо. Потому что дело тут не в справедливости,как ты выражаешься. Справедливость здесь ни при чем. Ты ограничена в правах по закону, голубушка, и находишься под надзором. Пугаешь ты меня, девочка, и должна бы сама пугаться себя. Надзор тебе определен на два года. И хорошего мало, если ты становишься дерганой всего через десять месяцев.

– Я знаю. Прошу прощения.

– Черт возьми, есть люди, у которых срок надзора четыре, пять, шесть лет. Кое у кого даже больше.