Джози. Как и она прощает, слышишь? Любит, понимает и прощает!

Тайрон (просто). Да, я знаю, она… (Замолк.)

Джози (склоняется над ним с материнской нежностью). Да. Не уходи, милый. Тебе не смех в кабаке нужен. А поплакать у нее на груди и попросить прощения. (Лицо у него искажено. Он прячет его у нее на груди и рыдает. Она обнимает его еще крепче и, глядя на луну, ласково говорит.) Она слышит. Я вижу ее в лунном свете, ее душа укутана в него, как в серебряную одежду. И знаю, меня она тоже поняла и простила, на мне ее благословение. (Пауза. Рыдания его затихают. Она смотрит сверху на его лицо и успокаивает, как ребенка.) Ну, всё. Всё. (Он смолк, и она продолжает, тоном ласкового выговора.) Тоже хорош – хотел уйти от меня, когда ночь только началась, а я тебе обещала, что она будет не такая, как все другие. И не поползет за грязным окном рассвет, а разгорится в небе, как Господне обещание покоя для усталой души. (Слегка улыбается удивленно.) Слыхал, Джим? Я, наверно, поэт. Кто бы мог подумать? Что творит любовь с человеком! (Пауза. Джози смотрит на него сверху. При свете луны его лицо у нее на груди выглядит изможденным и бледным. Спокойным, обессиленным – это смертный покой. Она на секунду пугается. Потом, сообразив, тихо шепчет.) Уснул. (Воркует, баюкает.) Вот и хорошо. Спи спокойно, милый. (Вдруг страдальчески, с тоской.) Джим, Джим, моя любовь еще могла бы спасти тебя… если бы сильно была нужна. (Качает головой.) Нет. Не будет этого. (Она переводит взгляд с его лица на небо. Она устала, вид у нее убитый. С вымученной улыбкой.) Господи прости, хороший конец всем моим хитростям: сижу, прижавши мертвеца к груди, и луна глупой мордой ухмыляется сверху – вот ей потеха!

Занавес

Действие четвертое

Декорация та же, что в третьем действии. Светает. Небо чуть порозовело слева, на востоке, возвещая восход солнца.

Джози по-прежнему сидит на ступеньке, обняв Тайрона, как будто и не двигалась. Он спит, головой на ее груди. Лицо у него по-прежнему изнуренное, застывшее, как у мертвеца. У Джози – отрешенно-скорбное. Тело ее устало, обмякло. Просидеть несколько часов неподвижно, боясь его разбудить, даже для нее, при всей ее силе, – это чересчур.

В тусклом свете зари они представляют собой трагическую картину: большая печальная женщина прижимает к груди измученного, уже немолодого пьяницу, как ребенка.

Сзади слева из-за сарая появляется Хоган. Крадучись, на цыпочках, подходит к углу дома. К его одежде пристало сено, лицо у него опухшее и сонное, но свинячьи глазки смотрят трезво и зорко. Он заглядывает за угол и видит пару на крыльце. Вглядывается в лицо Джози.

Джози (тихо и угрюмо). Хватит прятаться, отец. Я слышала, как ты крадешься. (Он виновато выходит из-за угла. Она не повышает голоса, но говорит властно.) Поди сюда, только тихо. (Он робко повинуется, молча доходит до камня, по-прежнему вглядываясь в ее лицо. От увиденного его лицо приобретает жалкое, виноватое выражение. Она продолжает прежним тоном, не глядя на него.) Тихо говори, не хочу, чтоб ты его разбудил. (И добавляет не совсем понятное.) Пока заря не украсится.

Хоган (обеспокоенно). Что? (Решил, что пока лучше не задавать вопросов. Взгляд его переходит на Тайрона. Он поражен. Почтительным, почти испуганным шепотом.) Господи, прямо как мертвый!

Джози. А какой же еще?

Хоган. Умер?

Джози. Дурак, что ли? Не видишь – дышит. Мертвецким сном спит – понятно тебе? Хватит пялиться. Сядь. (Он покорно садится на камень. Лицо виноватое, испуганное в ожидании предстоящего. Пауза; она не смотрит на отца, а он на нее поглядывает и чувствует себя все неувереннее. Она говорит со злостью.) Где твои свидетели?

Хоган (виновато). Свидетели? (С фальшивой улыбкой.) Ох, черт, какая незадача! Я так напился, что забыл про наш план.