Джози. Он-то джентльмен, а ты его надул – и меня еще заставил помогать. Я совсем была девчонкой. Он тебе написал, что агент ему пожаловался, что ты год не платил за аренду. И он, черт возьми, этого не потерпит – и приедет, и сам с тобой разберется. А ты заставил меня нарядиться, волосы расчесать, ленту надеть – чтобы я его смягчила до того, как с тобой встретится. Я побежала ему навстречу, сделала книксен, взяла его за руку и глазами хлопаю, и в дом веду, и угощаю хорошим виски, которое ты для себя одного бережешь, и глазею на него, и говорю, что он самый красивый мужчина на свете. И злость с него тут же слетела.
Хоган (со смешком). Да, ты чудесно справилась. Тебе бы артисткой быть.
Джози (сухо). Ну да, и он так сказал. А потом полез в карман, вынул полдоллара и спрашивает: не ты ли меня подучил. Ну, и я сказала: да, ты.
Хоган (грустно). Надо же, какая предательница – а ведь совсем еще ребенок.
Джози. А потом ты вошел, и, не успел он рот открыть, говоришь ему, что уйдешь с фермы, если не снизит аренду и не покрасит дом.
Хоган. Он прямо остолбенел.
Джози. Однако сказал, что такого жулика, как ты, еще не рождала Ирландия.
Хоган. Он сказал это с восхищением. А потом мы стали пить, байки травить и песни петь, и, когда он уходил, об аренде даже не вспомнили – так англичан наперебой проклинали. (С растроганной улыбкой.) Замечательный был мужик.
Джози. Ага. И уловки твои насквозь видел.
Хоган. А я, думаешь, не знаю? Так в том и штука, чтобы видел и радовался своему уму и на меня не налегал. Вот она, главная-то уловка.
Джози (с долгим взглядом). Старый черт, всегда у тебя карта в рукаве. За одной хитростью другая прячется. Иной раз и не понять, что ты затеял.
Хоган. А ты не будь такой подозрительной. Тебя я обманывать не стану. Ты слишком хорошо меня знаешь. Но мы о другом говорили. О Джиме, а не о старшем. Я говорил, что выйти замуж за него было бы неплохо.
Джози (с досадой). Корова что ли утром тебя в лоб лягнула?
Хоган. Я бы не думал об этом, но вижу, что тебя к нему тянет.
Джози (возмущенно). Еще чего! Да, он мне нравится, если ты об этом. Но только говорить с ним нравится. Он образованный, вежливый и, даже когда пьяный, не орет, не поет, не ругается, как некоторые тут.
Хоган. Видела бы ты, как у тебя глаза загораются, когда он с тобой любезничает.
Джози (грубо). Загораются! Еще чего! (Презрительно.) Еще скажи, что влюблена в него!
Хоган (словно не услышав ее). И хорошо, что ты ему тоже нравишься.
Джози. Это потому, что он сюда повадился ходить? Ну да, ему надоели пьяницы в трактире. И ходит он не ко мне, а с тобой побалагурить.
Хоган. Ведь я о твоем счастье думаю, когда советую тебе подцепить его. Если ума хватит.
Джози. Если!
Хоган. Как знать. У тебя было столько дружков – должна знать подход к мужчинам.
Джози (хвастливо). Может, и так. Но это не значит…
Хоган. Если останешься вдвоем с ним нынче вечером… Тут тебе и луна, и поэзия, и грусть…
Джози. Ага, вот и Майк меня так же настропалял.
Хоган. Черт с ним, с Майком. Женщины от начала веков на это нацелены. Иначе не было бы населения. (Убедительно.) Попробуй, вреда не будет.
Джози. И толку не будет. (Со злостью.) Отец, дурака из себя не строй! Ты знаешь, и я знаю – я здоровенная, страшная бабища, и, которые хотят меня, – быки бессмысленные. А Джим, когда в наследство вступит, любую сможет получить: хорошенькую, раскрашенную с Бродвея и танцовщицу из театра – ему такие нравятся.
Хоган. Только, замечаю, ни на одной не женился. Может, ему как раз сильная нужна, фигуристая, с красивыми глазами и волосами, с зубами белыми.
Джози (довольная, но с насмешкой). Благодарю за комплименты. |