Джози (с тревогой). Зачем ты мне это рассказываешь?

Тайрон (тем же безразличным тоном). Ты сказала, что я похож на мертвеца. Я и есть мертвец.

Джози. Неправда! (Обнимает его, словно беря под защиту.) Не смей так говорить!

Тайрон. С тех пор как умерла мама.

Джози (тронутая до глубины души, с жалостью). Знаю. Я так и чувствовала, что это горе толкает тебя… (Ласково.) Может быть, если ты расскажешь мне о своей потере, тебе станет легче. Выговорись, тебя ведь это душит. Ну, выговорись…

Тайрон (предостерегающе). Берегись, Джози.

Джози. Чего?

Тайрон (улыбается через силу, с циничной улыбкой). Меня еще развезет и я, чего доброго, заплачу на твоей прекрасной груди.

Джози (ласково). А ты поплачь, поплачь.

Тайрон. Не потворствуй. Потом пожалеешь. (В нем идет внутренняя борьба, но что-то заставляет его продолжать против воли.) Ну если уж ты так любишь себя мучить… Ведь я же тебе обещал рассказать, правда?

Джози (с недоумением). Ты обещал рассказать про эту блондинку в поезде.

Тайрон. Да она – часть этой истории. Я тебе все наврал. (Помолчав, с издевкой.) Ты не поверишь, что это могло быть. А если и поверишь, то не поймешь и не простишь… (Быстро.) Но кто тебя знает? Ты единственный человек, который сможет это понять. Потому что ты меня действительно любишь. И потому что ты одна из всех, кого я знаю, можешь понять, на какую подлость способен пьяный, пьяный до бесчувствия… особенно если он напился с горя.

Джози (нежно его баюкая). Конечно, пойму, дорогой.

Тайрон (смотрит на луну, отрешенно). Но я не мог допиться до бесчувствия, а старался. Я выпил столько, что и десятерых могло сбить с катушек долой… А на меня не действовало. И я сознавал, что делаю. (Глухо, после паузы.) Нет, Джози, не могу! Ты меня будешь презирать – справедливо презирать.

Джози. Никогда! Я тебя буду любить, что бы…

Тайрон (с каким-то странным, злым торжеством). Ладно! Помни. Ты обещала! (Умолкает, пытается заговорить, снова умолкает.)

Джози (с жалостью). Может, не надо? (Пауза.) Если тебе так больно.

Тайрон. Боишься, хочешь улизнуть? Поздно. Сама напросилась… Больно? А мне и должно быть больно! (Закрывает глаза. У него такой вид, будто ему хочется спрятаться. Лицо каменеет, голос становится монотонным, теряет всякое выражение, словно речь идет не о нем, а о ком-то постороннем.) До того как умерла мама, я не пил почти два года. Даже пива в рот не брал. Честное слово. И я знаю, выдержал бы и дальше. Ради нее. У нее никого, кроме меня, не осталось. Старик умер. Брат женился, у него родился ребенок, он зажил своей жизнью. Мама его потеряла. У нее остался один я. Ее всегда мучило, что я пью. Вот я и бросил. И даже с радостью. Ради нее. Ведь она была для меня – всем, всем, что мне дорого на свете. Ведь я ее любил. (Пауза.) Никто теперь в это не поверит… Но я ее любил.

Джози (ласково). Я знаю, как ты ее любил.

Тайрон. Мы поехали на Западное побережье, чтобы продать дом, который старик купил много лет назад. И вдруг она заболела. Не прошло и нескольких дней, как она впала в бессознательное состояние. Рак мозга. Врачи сказали, что дело безнадежное. Наверно, больше в себя не придет. Я совсем обезумел. Не мог вынести мысли, что ее потеряю. Меня снова потянуло к бутылке. Я напился и продолжал пить. Тут уж я стал надеяться, что она больше не придет в сознание и не увидит, как я пью. Я утешал себя тем, что она все равно не узнает. И она не узнала. (Помедлив, с издевкой над самим собой.) Врешь! Снова обманываешь себя. Ты отлично знаешь, что перед смертью она тебя узнала. Увидела, что я пьян. И закрыла глаза, чтобы больше не видеть, рада была умереть! (Открывает глаза и глядит в пространство, словно видит при лунном свете эту сцену у постели умирающей.