|
Разве ты только что не испытал этого в случае с ее высочеством? Я же говорил тебе, что это может случиться. Тише. Они идут. Садись и приготовь свои вощеные дощечки, чтобы записать то, что они скажут. Занавеси раздвинулись, и вошел престарелый Бакенхонсу, опираясь на свой посох, а за ним другой человек, сам Ки, в белом одеянии и с бритой головой, ибо он был наследственным жрецом храма Амона в Фивах и посвящен в таинства Исиды. Кроме того, он занимал должность керхеба, или главного мага Кемета. На первый взгляд в этом человеке не было ничего необычного. Напротив, по внешности его легко было бы принять за пожилого купца; он был тучен и низкого роста, с ожиревшим и улыбающимся лицом. Но на этом веселом лице очень странными казались его глаза, скорее серые, чем черные. В то время как лицо словно улыбалось, эти глаза смотрели в пустоту, в ничто, как смотрят глаза статуи. Они и в самом деле напоминали глаза или, скорее, глазницы каменной статуи – так глубоко они были посажены. Я лично могу только сказать, что они вызывали во мне благоговейный ужас, и я решил, что кем бы Ки ни был, во всяком случае он не шарлатан. Эта странная пара поклонилась принцу и по его знаку каждый сел – Бакенхонсу на стул, так как ему трудно было бы потом встать, а Ки, который был моложе, – на пол в позе писца. – Ну, что я тебе говорил, Бакенхонсу? – произнес Ки звучным глубоким голосом, закончив фразу странным смешком. – Ты сказал мне, маг, что я найду принца именно в этой комнате, которую, как я теперь вижу, ты описал во всех подробностях, хотя мы никогда тут не были. А еще ты сказал, что здесь будет писец Ана, – он будет сидеть на полу, имея при себе вощеные дощечки и стило – палочку для письма, и странную рубашку из бронзовой сетки, и меч с рукояткой в виде льва. – Как странно, – произнес принц, – но прости меня, если я скажу, что Бакенхонсу видит все эти вещи. Если бы ты, о Ки, сказал нам, что написано на дощечках Аны, то есть чего никто из нас не может видеть, это было бы еще более странным, – если, конечно, на них что нибудь написано. Ки усмехнулся и устремил глаза в потолок. Спустя мгновение он сказал: – Писец Ана пользуется собственным кодом, расшифровать его нелегко. И все таки я вижу, что там написана сумма, полученная им за какой то дом в каком то городе, который не назван. Также – сумма, которую он уплатил за себя, за слугу и за корм для осла на каком то постоялом дворе, где останавливался во время путешествия. Столько то и столько то. Кроме того, там есть перечень свитков папируса и слова «синий плащ», а потом что то стерто. – Это верно, Ана? – спросил принц. – Совершенно верно, – ответил я в страхе, – только слова «синий плащ», записанные на дощечке, я потом тоже стер. Ки усмехнулся и перевел взгляд с потолка на мое лицо. – Может быть, твое высочество пожелает, чтобы я сказал что нибудь из того, что написано на дощечках его памяти, а не только на вощеных дощечках, которые он держит в руке? Их то расшифровать легче, чем другие, и я вижу на них много интересного. Например, слова, которые, видимо, были сказаны ему по секрету одной высокой особой час тому назад, слова государственного значения, как я думаю. Или определенное высказывание – по моему, твоего высочества, насчет того, как холодная дрожь, которая охватывает стоящего на берегу реки в холодный день, переходит в ощущение теплоты, когда тот входит в воду, – и ответ на это высказывание. Или слова, произнесенные в этом дворце, когда была разбита алебастровая чаша. Кстати, писец, ты выбрал очень удачное место, чтобы спрятать свою половинку разбитой чаши, – в ящике с двойным дном, который стоит в твоей комнате; этот ящик обвязан шнурком и запечатан скарабеем времен Рамсеса. Думаю, что вторая половинка чаши немного ближе. – И повернувшись, он посмотрел на стену, где я не видел ничего, кроме алебастровых плит. |
