|
Все же многие последовали совету Сети и так спасли свой скот. Необычное зрелище представляла собой эта сплошная стена падающего льда, как бы воздвигшаяся от земли до небес и уничтожавшая все, на что она обрушивалась. Град сдирал кору даже с высоких финиковых пальм, взламывал и поднимал почву. Попадая под него, люди и животные погибали или покрывались рваными ранами. Я стоял в воротах и следил за происходящим. Там, на расстоянии какого нибудь шага, падал белый град, превращая мир в руины, в то время как здесь, по нашу сторону ворот, не упала ни единая градина. Мерапи тоже смотрела, а вскоре к нам присоединился Ки, а за ним и Бакенхонсу, который за всю свою долгую жизнь никогда не видел ничего подобного. Но Ки больше наблюдал за Мерапи, чем за падающим градом, ибо я видел, что его безжалостные глаза стремятся проникнуть в самую глубину ее души. – Госпожа, – сказал он наконец, – молю тебя, открой твоему слуге, как ты это делаешь? – И он указал сначала на деревья и цветы по нашу сторону ворот, потом на хаос разрушения снаружи. Сперва я подумал, что она его не расслышала из за рева бури, ибо она подошла и открыла боковую калитку, чтобы впустить беднягу шакала, который скребся о забор. Однако я ошибся, ибо затем она обернулась и сказала: – Неужели, керхеб, самый искусный маг Египта, просит неученую женщину научить его чудесам? Нет, Ки, я не могу, потому что этому не училась и не делаю этого, и не знаю, как это делается. Бакенхонсу засмеялся, а неподвижная улыбка Ки стала как будто еще ярче, чем обычно. – В стране Гошен говорят иное, госпожа, – ответил он, – и еврейские женщины в Мемфисе тоже. Как и жрецы Амона. Эти жрецы утверждают, что твое искусство превосходит искусство всех магов на берегах Сихора. И вот доказательство. – И он опять показал на то, что было у нас, и на то, что происходило снаружи, добавив: – Госпожа, если ты можешь защитить свой собственный дом, почему же ты не можешь защитить невинных людей Египта? – Потому что не могу, – ответила она с гневом. – Если бы я когда нибудь и имела такую способность, она теперь покинула бы меня, – я теперь мать ребенка от египтянина. Но я не обладаю такой способностью. Там, в храме Амона, через меня действовала какая то сила, вот и все. Сила, которая никогда больше не изберет меня своим орудием из за моего греха. – Какого греха, госпожа? – Из за того, что я приняла принца Сети как своего мужа и господина. Теперь, если бы даже какой нибудь боги действовал через меня, это был бы один из богов египтян, ибо бог Израиля отверг меня– . Ки вздрогнул, словно его осенила какая то новая мысль; она же повернулась и ушла. – Вот бы она стала верховной жрицей Исиды, чтобы действовать на пользу нам, а не против нас! – сказал он. Бакенхонсу покачал головой. – Не надейся, – ответил он. – Будь уверен, ни одна израильтянка не станет служить тому, что она считает египетской мерзостью. – Если она не пожертвует собой, чтобы спасти народ, пусть остережется, как бы народ не пожертвовал ею, чтобы спасти себя, – холодно сказал Ки. Затем он тоже удалился. – Если такой час когда нибудь настанет, думаю, что Ки получит свою долю, – засмеялся Бакенхонсу. – Какая польза от пастуха, который укрывается здесь в уюте и довольстве, в то время как овцы гибнут, а, Ана? После того как налетела саранча и пожрала все, что оставалось съедобного на полях Египта, так что бедняки, которые никому не причиняли зла и не имели никакого отношения к делам между фараоном и израильтянами, страдали и умирали от голода тысячами, – наступила великая тьма; и вот тогда появился Лейбэн. Тьма опустилась на страну подобно плотной туче и лежала целых три дня и три ночи. Тем не менее, хотя тени стали гуще, над домом Сети в Мемфисе настоящей тьмы не было: дом стоял как бы под колоколом сумеречного света, простиравшегося от земли до небес. |
