Изменить размер шрифта - +
Я молча показал парню у входной двери четыре пальца, и он жестом пригласил нас подняться на второй этаж. Там мрачного вида девушка в красной футболке указала нам на большой круглый стол.

Двое бледных американских студентов, которые в одиночестве сидели за этим столом, явно струхнули, когда мы плюхнулись рядом.

— Добрый вечер, — сказал Дэниел, — не волнуйтесь, мы не кусаемся.

На обоих американцах были опрятные красные футболки с вышитой на груди надписью «MNU, первый курс». Студенты нервно кивнули нам.

— Привет, — сказал один, — мы из Канзаса.

Мы вежливо помолчали, ожидая продолжения, но ни один, ни второй так больше ничего и не сказали. В течение следующих десяти минут они доели, расплатились и метнулись к выходу.

— А что означает MNU? — поинтересовался Макс.

— И он еще спрашивает! — вздохнул Джеймс.

Подошла официантка и шваркнула перед нами несколько меню. Я выбрал наггетсы из утки с жареной рисовой лапшой, Дэниел и Макс взяли на двоих рис с яйцом, курицу с орехами кешью и свинину в кисло-сладком соусе. Джеймс заказал лапшу с говядиной. Все трое вдобавок решили выпить еще по пиву — здесь это было «циньтао», — а я ограничился бесплатным зеленым чаем, который подавался в простых белых фаянсовых чайниках. Я спросил ребят, часто ли они выступали во «Вкусе к жизни», и это их почему-то рассмешило.

— Мы там играли всего-то пару раз, — ответил Макс, — оба раза днем по понедельникам.

— И как, собрали толпу?

— Ну, вообще мы к этому стремимся, — сказал Джеймс. — Мы играли уже в «Бычьей голове», в фойе Национального театра и в «Мерлиновой пещере» в Чалфонт-Сент-Джайлзе.

— В прошлую пятницу вечером мы впервые сделали кассу, — добавил Макс.

— Что же дальше? — спросил я. — Собираетесь писать диск?

— А дальше Сайрес бросил бы группу, — вдруг сказал Дэниел.

Пару секунд все молча смотрели на него.

— Да ладно вам, ребята, вы же понимаете, что к этому и шло, — усмехнулся он. — Еще пара концертов, и его кто-нибудь заприметил бы. И тогда все — с вами было прикольно, ребята, счастливо, не пропадайте.

— Он что, настолько хорошо играл? — спросил я.

Джеймс мрачно глядел на лапшу у себя в тарелке. Потом несколько раз с бессильной злостью ткнул ее палочками.

— Настолько, — криво усмехнулся он. — И с каждым разом все лучше и лучше. — Джеймс поднял руку с бутылкой пива. — За Сайреса и его сакс, — сказал он, — ибо талант бессмертен.

Мы чокнулись.

— А знаете что, — сказал Джеймс, — если все уже наелись, не пойти ли нам куда-нибудь послушать джаз?

 

Теплым летним вечером Сохо всегда полон табачного дыма и нескончаемых разговоров. Все посетители пабов плавно перетекают на свежий воздух, все кафе выставляют свои столики на узенькие тротуары, изначально сделанные просто для того, чтобы люди не наступали в лошадиное дерьмо. На Олд-Комптон-стрит поджарые молодые люди в обтягивающих белых футболках и узких джинсах любуются друг другом и своими отражениями в витринах магазинов. Я заметил, что Дэниел призывно посматривает на пару сладких мальчиков, крутящихся у зеркальной витрины «Адмирала Дункана», но они не обращали на него никакого внимания. Был вечер пятницы, и ни один из этих ребят, заработавших такое тело долгими часами в спортзале, не согласился бы лечь с кем-либо в постель меньше чем за десятку.

Мимо продефилировала стайка девиц с одинаковыми армейскими стрижками, темным загаром и периферийным акцентом — это представительницы женского контингента вооруженных сил направлялись в сторону Чайна-тауна и ночных клубов возле Лестер-сквер.

Быстрый переход