Шли годы, люди упорно не желали верить в рок, сопутствующий моему появлению. Они тянули ко мне потные руки, а я разъедал их сердца, растлевал души, калечил судьбы... Я все еще лелеял надежду вернуться к сладостному созерцанию, к необъятным просторам океана, к гармонии с самим собой. Я жаждал покоя и свободы. Но они, эти бесчувственные создания, не желали замечать ничего, кроме перламутро-вых переливов моей оболочки и безупречности сферических очертаний.

Некогда у меня были глаза и уши, как у них. Но я был слеп и глух, как они. Теперь у меня нет ни глаз, ни ушей, но я прозрел всем существом своим, постиг истины, которые прежде считал непостижимыми.

Многое мог бы я рассказать теперь. Да нет сердца, способного услышать, осмыслить, воспринять. Нет сердца, способного разгадать и оценить подлинное сокровище, сокрытое во мне. Вокруг лишь грубая материя да низменные страсти. Те страсти, что некогда сжигали и меня.

Какое счастье быть камнем! И какое жестокое наказание...

И все же сердце, способное услышать и ответить, нашлось. В мир вошла Она. Она позвала меня своим самоотверженным гордым одиночеством, своей удивительной способностью растворяться во всем и оставаться цельной и чистой, как кристалл.

Она тоже любила лунные ночи. Она до безумия любила лунные ночи! С нетерпением ждала появления своей владычицы, и как только мир погружался во тьму, тайком от мужа и детей пробиралась в сад и вся отдавалась лунному потоку.

Чудо свершилось – я нашел родственную душу. Мой тогдашний владелец в одну из таких ночей спешил мимо ее сада к ростовщику с намерением заложить меня подороже и тем самым поправить свои расстроенные финансовые дела. Я достался ему в наследство от скаредного дядюшки, который так крепко цеплялся за жизнь, что пережил собственных детей. Племянник хорошо знал мне цену и понимал, что я для него единственный шанс удержаться на волне жизни. Жизнь и деньги для него были понятием единым.

...Но Лунная женщина пела в саду, и голос ее пронизывал меня насквозь. Никогда прежде я не испытывал ничего подобного. И я понял: быть мне ее наставником, ее властелином... преданным рабом. Ее судьбой. И так страстно я того пожелал, что юноша, спешивший к ростовщику, споткнулся. Замер, пригвожденный к земле. Прислушался...

Голос женщины, таинственный и тоскующий, призрачным сиянием струился вокруг, невыразимым блаженством проникал сквозь мой бесценный панцирь. Он ткал образы ночи – тающую во тьме дорогу, струи ветра, аромат цветов, черные силуэты дерев и ажурное кружево облаков, накинутое, как вуаль, на лик царицы ночи.

Всем существом своим устремился я навстречу этому голосу – юноша с неожиданной для него самого легкостью перемахнул через высокую каменную ограду. Расплывчатые очертания ее тела неясно белели сквозь деревья старого сада, застывшие, как и все вокруг, в сладкой истоме.

Юноша, вряд ли сознавая что делает, подошел к женщине совсем близко – она даже не испугалась, потому как в этот миг находилась в ином измерении. Голубоватый свет любовно очерчивал бледное, одухотворенное лицо, влажно блестевшие доверчивые глаза и рот, застывший на оборванной ноте.

- Вы так прекрасно пели! – прошептал юноша. – Человеческое создание не может так петь. Вы не человек, вы – сказочная фея. Вы – фея ночи!

Молодая женщина, окутанная шалью тончайшей лунной пряжи, со спокойствием богини взирала на него.

- Вы не гоните меня и не исчезаете. Не растворяетесь в ночи. Спасибо вам! – лепетал околдованный юноша. – Я знаю, вы бессмертны. А моя жизнь, увы, не состоялась. Я хочу, чтобы хоть одно живое существо вспоминало обо мне. О том, что и моя тень промелькнула однажды на этой бренной земле.

И так как она по-прежнему хранила молчание, он бережно извлек из кармана заветную коробочку, откинул крышку и, благоговея, протянул ей.

В пролившемся на меня лунном благословении я радостно и томно замерцал.