|
Время от времени до нас доходили о нем самые различные слухи. Рассказывали, будто он стал курить опиум и собирать старые книги; будто он производит какие-то странные химические опыты; будто он пьянствует и веселится с самыми низкими людьми в самых низких лондонских трущобах. Как бы то ни было, полковник вел уединенную, порочную, таинственную жизнь; один раз, - только один раз, - после его возвращения в Англию, я сам видел его лицом к лицу. Года за два до того времени, о котором я теперь пишу, и года за полтора до своей смерти полковник неожиданно приехал в дом к миледи в Лондоне. Это было в день рождения мисс Рэчель, двадцать первого толя, и в честь этого дня, по обыкновению, собирались гости. Лакей пришел сказать мне, что какой-то господин желает меня видеть. Войдя в переднюю, я нашел полковника, похудевшего, состарившегося, изнуренного и оборванного, по по-прежнему дерзкого и злого. - Ступайте к моей сестре, - сказал он, - и доложите, что я приехал пожелать моей племяннице много раз счастливо встретить этот день. Он уже несколько раз пытался письменно примириться с миледи, - только для того (я твердо в этом убежден), чтобы сделать ей неприятность. Но к нам в дом он приехал в первый раз. Меня подмывало сказать ему, что у миледи гости. Но дьявольское выражение его лица испугало меня. Я пошел передать его поручение и, по собственному его желанию, оставил полковника издать ответа в передней. Слуги таращили на него глаза, стоя поодаль, как будто он был ходячей разрушительной машиной, начиненной порохом и ядрами, каждую минуту способной произвести взрыв. Миледи также обладает - крошечку, не более - фамильной горячностью. - Скажите полковнику Гернкастлю, - сказала она, когда я передал ей поручение ее брата, - что мисс Вериндер занята, а я не хочу его видеть. Я старался уговорить миледи дать ответ повежливее, зная, что полковник не поклонник той сдержанности, которой вообще подчиняются джентльмены. Совершенно бесполезно. Фамильная горячность тотчас обратилась на меня. - Когда мне нужен ваш совет, - сказала миледи, - вы знаете, что я сама спрашиваю его. Теперь я вас не спрашиваю. Я пошел вниз с этим поручением, взяв на себя смелость передать его в новом и исправленном виде. - Миледи и мисс Рэчель сожалеют, что они заняты, полковник, - сказал я, - и просят извинить за то, что они не будут иметь чести видеть вас. Я ожидал от него вспышки даже при той вежливости, с какою я передал ответ миледи. К удивлению моему, ничего подобного не случилось: полковник испугал меня, приняв это с неестественным спокойствием. Глаза его, серые, блестящие, с минуту были устремлены на меня; он засмеялся, не громко, как другие люди, а про себя, тихо и страшно зло. - Благодарю вас, Беттередж, - сказал он, - я буду помнить день рождения моей племянницы. С этими словами он повернулся и вышел из дома. Когда через год снова наступил день рождения мисс Рэчель, мы услышали, что полковник болен и лежит в постели. Полгода спустя - то есть за полгода до того времени, о котором я теперь пишу, - миледи получила письмо от одного весьма уважаемого пастора. Оно сообщало ей о двух удивительных семейных новостях. Во-первых, о том, что полковник все простил своей сестре на смертном одре; во-вторых, о том, что простил он и всем другим и принял весьма назидательную кончину. Я сам (несмотря на епископов и пасторов) имею нелицемерное уважение к церкви, но я убежден, что высокородный Джон постоянно находился во власти дьявола и что последний гнусный поступок в жизни этого гнусного человека состоял в том (с позволения вашего сказать), что он обманул священника. |
