Гляди, Кукушонок…
Она осеклась: вместо невзрачных рябеньких перышек под ее рукой, отражая последние лунные лучи, разлилось перламутровое сияние… Фируз.
Что это? Ты принесла с собой опасные игрушки!
И не только. Но этой ночью решения нужно принимать с быстротой молнии, так что – прости, неслышимый. Не до тебя.
– Слушай только меня, Фируз, даже если тебе и померещится чей‑то чужой голос. Повинуйся только мне. Гляди: там внизу, в сумеречном дворце – все зло этого мира. Оно угрожает всему живому, и эта угроза смертельна. Ты один способен его уничтожить с помощью магической силы, которую ты обретешь, едва я надену на твой клюв заклятое кольцо, которое самому тебе не причинит никакого вреда. Это первое твое столкновение с сатанинской нечистью – готов ли ты?
– Да, – прошелестело едва различимо, но твердо. Принцесса и не сомневалась, Фируз все‑таки был сыном Кукушонка.
– Тогда я надеваю его тебе на клюв… вот так. А теперь смотри еще внимательнее: слева, за двойным окном – серые дымчатые крылья, – она выхватила из ножен стилет и вытянула руку, упираясь его острием в невидимую и неподатливую преграду. – Это ворон, исполинский ночной ворон. Убей его!
Слабое серебряное мерцание одело кончик клюва, и начало казаться, что он едва заметно удлиняется – мало, этого слишком мало! И тогда она собрала всю свою боль и ненависть и послала вперед вместе с этим растущим лучом; обретая плотность стального лезвия, он вытягивался, неощутимо преодолевая защитный купол, и вот уже, освобождая птицу, с клюва сорвалось дымчатое кольцо, и помчалось к цели, наливаясь адским пламенем. Стремительно разрастаясь, оно слилось с контурами окна, от его прикосновения вспыхнули рамы, и забились, заметались крылья, исчезая к клубах вихрящейся гари; хруст и грохот долетали даже сюда, но не слышно было ни единого крика… или полночному демону было некого звать на помощь?
Нет! Нет… Этого не может быть…
Еще как может. А вот что поистине невозможно, так это остаться живым в этом кипящем пекле.
Черное жерло на том месте, где недавно было окно, плевалось каменными брызгами вперемешку с языками лилового пламени; дым вываливался компактными тяжелыми клубками как… как лошадиный помет.
– Ну и натворили мы с тобой, – насмешливо проговорила принцесса, поглаживая холодный птичий клюв, освобожденный от погибельного кольца. – Гранмерси. Ступай‑ка на свой насест, досыпать. И пусть то, что случилось сегодня, останется между нами. Забудь все, малыш. Бай‑бай!
Вот так и отправились все на свои законные места: юный соратник, принявший боевое крещение – в шатровый покой, на старую амфору; перчатка – в сундучок.
Черные небеса, да как легко, как радостно, лучезарно, солнечно, черт побери, стало этой лунной ночью! Она бросила прощальный и вполне удовлетворенный взгляд на разрушительные трещины, разбегающиеся по всему фасаду обреченного дворца, злорадно помедлила, дожидаясь, когда они доберутся до крыши… Добрались. С оглушительным грохотом повалились колонны фасада, строение осело, заполняя все пространство под призрачным куполом пылью и пеплом, со скрежетом развалилась на оплавленные куски кровля. Смотреть было больше не на что.
Радуешься?
Еще как! Сейчас и Горона обрадую.
А вот в этом я сомневаюсь…
Сомнение – дело сугубо личное. А Горона, кстати, предстоит еще разыскать, пока совсем не рассвело.
Какое это теперь имеет значение…
А ведь и правда. Рассвет теперь никого не напугает на этой земле, и любопытный малыш, которому захочется взглянуть на такое чудо природы, как восходящее светило, уже может не бояться чудовищной казни во имя исполнения беспощадных законов полуночного властелина. |