– Где все? – отрывисто спросила мона Сэниа.

– Все в замке. – Борб вскочил на ноги, одергивая камзол.

– Замок пуст. – Ей и в голову не приходило, что он может иметь в виду их пустеющий дворец на Равнине Паладинов.

Борб повел плечами – поежился. Командор, улетая, велел ничего не говорить жене, но вот она стояла молча, в жестком платье из аметистовой парчи – в цвет глаз; но только сейчас они были совершенно черными, чуть не в половину истончившегося смуглого лица, от которого и остались‑то еще высокие скулы и прочерк сжатого рта; и в руке, твердости которой позавидовал бы любой из дружины – уж никак не подходящий к парчовому платью меч. Вот и попробуй, промолчи. Последнее это дело – иметь двух командоров разом…

– Все в замке покойного эрла Асмура. – проговорил он с невольной завистью – вот где он сам хотел бы сейчас находиться, там ведь такое…

А принцесса окончательно потеряла дар речи: мало того, что ее супруг предал ее как жену, как возлюбленную; он еще и лишил ее рыцарской чести, нарушив клятву, которую она дала венценосному крэгу за них обоих.

– Да они все не в первый раз там собираются, – поспешил оправдаться Борб, видя, что принцесса застыла, точно изваяние из неведомого на Джаспере камня с колдовским названием – чароит.

Мона Сэниа молчала, как человек, которому уже все равно. Борб вздохнул – похоже, что придется чистосердечно признаваться во всем… и за всех.

– А, да что там, – проговорил он с отчаянием. – На рассвете вернулись Пы с Паянной, шептались долго на лугу, да молния их разогнала. Да, видно, долбанула она его малость по черепушке, после чего умыкнул он Фируза, как ему обещанного, и отбыл в отцовский замок, заявив себя напоследок верховным судией. Батюшка, надо полагать, наконец‑то врезал дуба. Так что теперь он нам не чета.

Да, это по законам Джаспера – получая высшую должность, теряешь прежнюю, так что он с этой ночи больше не был ее добровольным служакой. Но крэга, так необходимого для вступления в должность, ему позволяли взять только однажды, да и то лишь для утешения недужного родителя. То, что красавец Фируз предназначен ему на всю оставшуюся жизнь, Пы просто выдумал… или Паянна нашептала.

– Он презренный вор, – хриплый голос принцессы прозвучал как приговор.

– Так ему командор и передал, через Эрма. Велел вернуть, что прихватил – и птенца, и ожерелок хрустальный. Только ответа не было – видно, припрятал. Сквалыга известный! Тогда командор и вызвал его на поединок. Теперь уж этому сиволапому не отвертеться – ежели он не ответит на вызов, ему зачтется поражение, и – ку‑ку придворная должность!

Все правильно, ибо закон гласил: из какого уголка ни был бы послан вызов, верховный судья обязан прилететь туда и сразиться с безрассудным смельчаком, заранее обрекающим себя на гибель. Раньше таких практически не находилось.

Но закон подразумевал, что это будет не просто уголок, а земля Равнины Паладинов. Он не действовал на других планетах и, надо полагать, на Лютых островах – тоже. Вот почему Юргу и пришлось перенести место поединка на запретную для него территорию.

Но командор не имел права этого делать. И тем более – не в первый раз.

– Он не смел ступать на землю Равнины… – процедила она вслух.

– Так вокруг замка давно уже нет земли, – заговорщически ухмыляясь, сообщил Борб, по простоте душевной полагающий, что если скажешь «а» и прибавишь «б», то затем не грех перебрать и все оставшиеся буквы алфавита. – Командор и не собирается драться на королевской земле, он сейчас стоит на золоте.