— Молод еще меня учить. Я тут разбойников всякошных понавидался, — сказал старик, но все же смягчился.

— Ладно. Подь сюды. Поможешь телегу вызволить, мы тебя с собой возьмем.

Помощи от Глеба было немного. Он так устал, что едва передвигал ноги, но все же с усердием принялся вместе с Прошкой таскать булыжники и подкладывать их под застрявшее колесо.

— Кудыть ты его кладешь, лихоманка тебя дери. Не сбоку надо класть, а прямехонько под обод. Ей-ей косорукий. Неужто никогда телегу не вытаскивал!? — покрикивал дед на нового помощника.

Наконец возница решил, что пора попробовать подтолкнуть телегу сзади. Они втроем навалились, лошаденка напряглась, и телегу вынесло из ямы, обдав всех с ног до головы грязью.

— Ух, кажись, управились, — сказал старик, отирая пот со лба. Они уселись на телегу, и лошадь покорно потрусила по дороге.

— Куда мы едем? — поинтересовался Глеб.

— В деревню, куда ж еще? Так и быть, приютим тебя до утра. Только учти, ежели замечу, что ты чего-нибудь стибрить норовишь, розгами попотчую так, что не обрадуешься, — строго предупредил старик.

— Мне надо домой. Там будут волноваться. Отвезите меня, я заплачу, — попросил Глеб.

— Эвон, он еще командывает. Разбежалися мы кажного бродягу по домам развозить, — недовольно пробурчал дед и, зыркнув на Прошку, добавил: — Сегодня уже наездились, благодаря некоторым. Хватит. Пора и на печи посидеть, кости погреть. Скажи спасибо, что тебя в свою избу пускаем, как порядочного. Пообсохнешь, обогреешься, а завтра — иди на все четыре стороны.

Глеб понял, что настаивать бесполезно. К тому же одежду и впрямь следовало просушить, чтобы не схватить воспаление легких.

Доехав до дому, Прошка принес из поленницы дров и, пока дед растапливал печку, полез в подпол за снедью. Глебу дали сухую холщовую рубашку, латанную, но чистую.

Печка разгорелась, и от нее пошло приятное тепло. Дед с прищуром поглядывал на развешенную для просушки одежду гостя и, как только Прошка вернулся из погреба, скомандовал:

— А ну-кась, Прохор, запри дверцу, чтоб этот супостат не выскочил. Щас он перед нами ответ держать будет. Где это ты, разбойник, стащил такую дорогую одежу? — обратился он к Глебу.

— Это моя одежда, — сказал Глеб.

— Ты кому-нибудь голову морочь. А мы понятие имеем. Сукно-то тонкое, дорогого стоит. Коли у тебя есть деньжонки эдак расфрантиться, знамо дело, пешедралом грязь месить не пойдешь, — хитро прищурился дед, довольный своей сметливостью.

— У меня был конь, но он ускакал. Если вы отвезете меня домой, я вас отблагодарю. Родители наверняка очень волнуются.

— Значит, у тебя мамка с тятькой из знатных будут? — с сомнением переспросил дед, но тут Прошка широко раскрыл глаза от удивления и пролепетал:

— Дед, то ж государев сын.

— Опять видение, что ли? Рогатина тебе в бок! Чего государеву сыну в такую непогодь шататься? — проворчал старик.

— Ей-ей, не вру, — перекрестился мальчуган и обратился к Глебу: — Вас ведь Глебом величают?

— Да, — кивнул тот.

— Во! Я ж говорил! А я вас видал. Мы с дедом на праздники в стольный град ездили, а вы с батюшкой по улице проезжали. Я тогда в самый первый ряд пронырнул, чтоб получше разглядеть, — похвалился Прошка.

Глеб невольно улыбнулся наивной радости паренька.

— Батюшки-светы. Неужто правда? — обмер дед и засуетился: — Как же так-то? А я, старый дурень, вашу милость заставлял телегу толкать да еще и разбойником обругал.