Сопливый тоже полз, громко хрюкая и полоская «мотней» по полу.

Третий «ремонтировал» сам себя, доставая костлявой рукой мумифицированные внутренние органы из разверзшейся груди.

И все это вкупе было не то, что страшно, неотвратимо, словно нескончаемый кошмарный сон с заведомо известным страшным концом.

Хенсон славировал между поверженными и устремился дальше. Хотя слово «устремился» конечно же, с натяжкой подходит для ходьбы смертельно уставшего человека, да еще с центнером живого веса на плечах, да на подгибающихся и дрожащих от напряжения ногах.

Их преследовали. Судя по шаркающим шагам, существ были десятки. Они двигались параллельным курсом и если бы не разделяющие их стены, то давно набросились бы на людей.

Они пытались обогнать, но пока это у них плохо получалось. В одном из перпендикулярных ходов упала одна их тварей. Тотчас возникла куча мала, из которой выкатилась скальпированная голова.

"Мотня" на отвалившейся голове жадно разевала безразмерные словно резиновые губы, издавая неприятные сосущие звуки, а потом вся куча, разом поняв, что пока они поднимутся, добыча достанется другим, издала многоголосый голодный вой.

Хенсон не прекращал движения, упорно переставляя подгибающиеся ноги, уже даже понимая всю бесполезность усилий. Все зря. Он услышал, что и Муса молится: "Бисмилла рахман рахим." Впереди с треском рухнула стена, и тотчас послышались многочисленные волочащиеся шаги.

"Все, конец", — подумал Хенсон.

— Опусти меня на пол, — попросил Муса.

Джим бережно положил его, голову устроил на коленях и обхватил руками. Он не даст напарнику погибнуть в страшных муках, в его арсенале имелся быстрый прием, дарящий мгновенную смерть.

Но он не успел ничего предпринять, как Муса вдруг вытянулся и затих.

— Муса! — в отчаянии закричал Хенсон, чувствуя, что остался один, и чувство страшного одиночества придавило его, заставило сгорбить плечи.

Он сидел на полу, раскачиваясь сам и раскачивая в объятиях тело напарника, а сзади по тоннелю все ближе подходили жуткие существа. Они шли и спереди, выходили из боковых ходов. Вскоре тоннель оказался полностью перегорожен.

Оставался свободным лишь крохотный пятачок с сидящим и раскачивающимся Джимом.

Чем ближе подходили чудовища, тем сильнее, тем отчаяннее он сжимал тело командира, словно говоря "Не отдам!".

Стадо жутких существ подбиралось к нему все ближе, жадно причмокивая и глотая слюни, протягивая руки с облезшими до костей пальцами. Хенсон закрыл глаза.

Внезапно раздался треск, и тело Мусы вздрогнуло.

— Ты жив? — вскричал Джим вскакивая. — Мы прорвемся!

Но Муса не ответил. Раздался новый треск, и сломанные ноги космонавта выпрямились и срослись. На изуродованном лице не осталось и следа от ран.

Хенсон все понял. В страшной ярости он кинулся на подступавших тварей, но те вдруг отступили назад. Хенсон оглянулся.

Муслимов с закрытыми глазами парил в воздухе, а за его спиной развевались два прозрачных крыла. И в это время твари набросились на Хенсона.

Джим дрался с упорством обреченного, ему удалось выстоять несколько минут на ногах, но твари сбили его с ног, навалились скопом, подмяли.

Когда он уже распрощался с жизнью, сильный рывок выхватил его из разъяренной толпы и вздернул в воздух. Голодные обозленные твари подскакивали снизу, но пока не могли достать.

Лететь Мусе было тяжело, но он еще поднапрягся и потянулся к колодцу, ведущему вверх.

Он поднимался слишком медленно, чем твари внизу не преминули воспользоваться.

Словно обезумев, они лезли друг на друга, образуя кучу-малу. Верхние лезли на нижних, и вскоре кверху стал быстро расти живой холм. Он рос гораздо быстрее, чем поднимались люди.