Астронавт ввел запрос о нужной дистанции. На дисплее замелькали цифры расчетов, учитывающих дальность, видимость, силу притяжения, устойчивость пеленга и множество других параметров.

— Не больше двадцати километров, — был ответ.

Майор доложил в Хьюстон.

— Приказ выполнить не могу. Расчетная высота 20 километров.

На этот раз ответил генерал Биллистайн.

— Ты сделал все, что мог, сынок! Сбрасывай модуль и уходи!

— На сколько у русских осталось кислорода?

— На два часа.

— Если я отстрелю модуль сейчас, они могут потратить все свои запасы кислорода на поиски!

— Гас, послушай меня! Никто не вправе требовать от тебя невозможного! — сказал генерал. — Ты уже герой! Ты сделал все, что в силах этого чертова аппарата. Не твоя вина, что техника несовершенна.

— Сэр, через два часа им станет нечем дышать!

— Послушай меня, сынок! Это реальность, и с ней ничего не поделать. Просто смирись, а твой грех перед Богом, я, так и быть, возьму на себя по долгу службы!

Это приказ. Или я должен напомнить тебе о положениях устава вооруженных сил.

Если на то пошло. Это всего лишь русские, которые еще на моей памяти были нашими врагами!

Гликенхаус посмотрел вниз сквозь фонарь. Луна «кипела». Обломочно-пылевой слой имел такую плотность, что казалось «Селена» идет уже над поверхностью. Астронавт представил, как русские сидят сейчас в эпицентре этой каши, сгрудившись у пеленгатора, и ждут. Херовая, должно быть, смерть от удушья, подумал Гас.

Астронавт повел джойстиком управления главным двигателем, и шатл стал погружаться в кипящую атмосферу. По рации что-то крикнули, но тотчас связь оборвалась. Пыль надежно экранировала сигналы. Оно и к лучшему, рассудил Гликенхаус. Корабль сотрясали мощные толчки. Началась болтанка.

Восемнадцать километров.

Пятнадцать.

Десять.

Струи песка со крипом обтекали фонарь. Пару раз в крыло саданули крупные обломки.

— Нарушение термоизоляции плоскостей! Меры устранения: выйти из зоны переменной плотности, занять стационарную орбиту и осмотреть плоскости визуально! — загорелась надпись.

Нажатием кнопки астронавт обновил показания ПУСМ. Загорелась надпись:

— Пеленг неустойчив. Большой разброс. Точное десантирование не представляется возможным!

Нужно было опускаться ниже.

Скрипя зубами, Гликенхауз повел джойстик еще дальше. Частота вибрации усилилась, черты кабины приобрели расплывчатые очертания. Фонарь окончательно забился песком. Шатл зарылся в него носом.

Девять километров.

Восемь. Первый полет и сразу рекорд! Подумал Гас.

И тотчас показания ПУСМ:

— Сигнал пеленга неустойчив. Точное десантирование невозможно.

Одним движением Гас откинул забрало шлема. Показалось, что он попал в ад. Тряска, грохот, свист окончательно вышедшей из строя радиостанции.

Он сунул руку в карман скафандра, нашарил диск. Сколько себя помнил, всегда его собой таскал, наделся, что полетит и послушает его на фоне звезд.

Он глянул на забитые реголитом фонари и горестно усмехнулся.

Да и черт с вами! Сгодится и так!

Он вставил диск в дископриемник (с пятого или шестого раза, трясло так, мало не казалось), и в рубке зазвучал заводной рок-н-ролл в исполнении Шерри Кроу.

— Немедленно набрать высоту! — сработала аварийная блокировка. — Автоматическая корректировка невозможна!

И он выключил ее.

Оп-па!

Они установили новую штуку, подумал Гас. Ему что-то говорили перед стартом, особо не акцентируя внимания, сказали, что это не пригодится, все сделает компьютер.

Шатл повел себя как норовистая лошадка.