- Конечно, трудно согласиться, - спокойно сказал Вивьен. - Но ведь это они, парикмахеры, разносчики пиццы и лоточники кормили осажденную Академию, прятали во время погромов семьи любимых тобой уродцев, а потом, когда ситуация начала стабилизироваться, поддержали Революционный Совет в борьбе против бандитов, нанятых Канцелярией.

 Я поднял вверх руки, показывая, что сдаюсь.

 - Вы, ребята, в самом деле молодцы, чего уж там. Мне до сих пор непонятно, как эту чертову ситуацию вообще удалось стабилизировать, да еще так радикально.

 Начальник полиции ответил не сразу. Молча шел рядом, подлаживаясь под мой шаг. Но все-таки ответил:

 - Если честно, сам я тоже мало что понимаю. С определенностью могу сказать одно - ни я, ни мои подчиненные, ни даже министр не имеют к этому чуду никакого отношения. Спокойствие и порядок настали как бы сами собой, без видимого участия правоохранительных структур. Вскоре после того, как был организован Национальный Банк и проведена денежная реформа.

 - Подожди, не вижу связи.

 - Были выпущены банкноты нового образца, - неохотно сказал Вивьен. Был принят закон о денежном обращении... Знаешь, Макс, это долгий разговор. Надо пожить у нас, чтобы привыкнуть, и твои вопросы исчезнут. Вот, кстати, здание Госсовета.

 Крытая часть бульвара закончилась широким перекрестком, и вновь мы оказались на солнце.

 - Нам направо, - щурясь, сказал Дрда. - Сюда, по проспекту Ленина.

 - Разве Совет находится не в бывшей Канцелярии? - спросил я, притормозив.

 - В кабинетах Канцелярии осталось слишком много темных воспоминаний, мешающих людям работать.

 Здание походило скорее на санаторий, чем на государственное учреждение, и было ниже остальных окружавших его строений. Впрочем, может так и надо? В карликовом государстве и цель, которую ставили перед собой руководящие органы, была соответствующего масштаба... Пять этажей. Стены, отделанные каменными плитами нежного розоватого цвета, со вставками из ослепительно белого ракушечника. Сложная многоскатная крыша, и не какая-нибудь, а черепичная. Светозащитные окна-хамелеоны, отбрасывающие розовые блики - в тон стенам. Красиво, было просто красиво...

 - Красиво, - признал я вслух. - Люблю розовое, о маме почему-то вспоминаю.

 - Ереванский туф, - сразу же откликнулся мой спутник. - Так называется материал, из которого сделаны плиты. Особенно устойчив к нашему влажному климату. Над проектом работала группа архитекторов из Ленинграда, а там, насколько мне известно, дома этим камнем облицованы. Ты ведь родом из Ленинграда?

 - Кажется, да. Впрочем, можно посмотреть анкету.

 Здание Госсовета гармонично включало в себя ротонду с источником. Люди входили в нее, наполняли чашки и медленно пили. Людей было много. Таким образом, сходство с санаторием принимало поистине карикатурные формы. Дальнейший путь этой воды был бережно, с любовью выложен необработанными камнями: ручеек утекал в сторону моря, наискосок пересекая проспект, а для транспорта были предусмотрены специальные мостики с пылеуловителями. Идиллия...

 И еще здание Совета, как и все в этом городе, украшало мудрое изречение. Неброская гранитная табличка крепилась непосредственно возле главного входа, по левую руку, и выбито на ней было: "Я - не Я, пока Я без покаяния..." Слово "покаяния" было написано так: "пока-Я-ни-Я". То ли призыв ко всем горожанам, то ли вечное напоминание сотрудникам, работающим в этом учреждении. И почему-то на русском языке.

 - Цитата? - спросил я. - Этот стишок к вам русские эмигранты завезли? Признаться, я плохо разбираюсь в литературе, в отличие от вас, полицейских.

 - Я - не я, пока я без покаяния, - сказал Вивьен со странной интонацией. Голос его дрогнул.