– Да, госпожа, – солгал я, надеясь, что Бог позволит мне свершить месть. Я покажу Сапоги Кулаки, что такое побои.

– Отныне ты станешь спать в зале и обедать тут же. Время от времени я буду призывать тебя. Мне редко выпадает возможность поговорить по ирландски, разве что со своими детьми.

– Почту за честь, госпожа, – ответил я, просияв.

– А тебе следует выучить французский.

– Да, госпожа.

Я поклонился, надеясь, что худшее осталось позади.

Глава 3

В стойле было тепло и сыро. Пот тек у меня по лбу, пока я орудовал в дальнем углу лопатой, стараясь отыскать помет – его никак не удавалось обнаружить. Нашел я только крысу, но та удрала прежде, чем я успел разрубить ее. Я посвистел, зовя Лоскутка, терьера старшего конюха, но без толку. Обругав чертова пса, которого никогда не дозовешься, я снова занялся утоптанным земляным полом. Сочтя его достаточно чистым, я взял метлу и принялся сметать плоды своих трудов – кучу грязной соломы и конского помета – к двери.

Полгода минуло с моего приезда в Стригуил. Пришла середина лета, настал зной. После аудиенции у Ифы меня определили к оруженосцам при рыцарях. Не прислуживая никому в отдельности, я выполнял тяжелую работу за всех – несправедливость, с которой мне было не по силам бороться. Многие оруженосцы держались достаточно дружелюбно и после продолжительного времени, в течение которого я не задирал нос и не жаловался, приняли меня в свое общество. Ближе всего я сошелся с Хьюго и Уолтером. Хьюго был худощавым и крепким, а благодаря белой коже и веснушчатому лицу мог сойти за ирландца, Уолтер же, напротив, – смуглым и темноволосым. Низкорослый, он был, однако, жилистым, как охотничий пес, и состоял со всеми в приятельских отношениях.

Стремясь не утратить силы и ловкости, а также навыков обращения с оружием, я при любой возможности упражнялся с этой парочкой. Облачившись в стеганый гамбезон или в полноценный доспех – естественно, взятый взаймы, – я молотил их, а они меня. Мы боролись, бились на кулачках, сыпали ругательствами, как все молодые люди. Я упражнялся с деревянным мечом и щитом, оттачивая свое умение против пелла – воткнутого в землю шеста высотой в человеческий рост. Еще я атаковал верхом столб для упражнений – поначалу под насмешливый хохот зевак, потом, по мере того как росла моя сноровка, под ободряющие возгласы.

Что до остальных оруженосцев, то они не слишком досаждали мне, но кое кто из кожи вон лез, лишь бы показать свое преимущество. Утром того дня за завтраком Бого, один из злейших моих обидчиков, детина с квадратной, как фонарь, челюстью, мнивший себя уже рыцарем, велел мне вычистить конюшни: эту работу, вообще то, полагалось выполнять ему самому.

Попытка поспорить только дала бы Бого и его дружкам долгожданный повод. Когда они налетели на меня в первый раз, я успел сбить с ног двоих, прежде чем меня задавили числом. Отделавшись синяком под глазом и разбитой губой, я пришел к неутешительному выводу: самое лучшее – не лезть на рожон. Я не мог драться со всеми обитателями Стригуила. И подступиться к Сапоги Кулаки тоже не мог. Он был рыцарем, персоной, недосягаемой для подобных мне. Посему я решил, что буду избегать его как чумы и вести другие битвы. «Сражайся, когда можешь победить, – частенько советовал отец. – В противном случае отступай. Только дурак делает наоборот».

И вот, не обращая внимания на ухмылки Бого и его друзей, я поджал губы и отправился искать метлу и лопату. Затем взялся за дело, намереваясь покончить с ним как можно скорее – из за жары работа во влажной конюшне превращалась в настоящую пытку. Но даже управившись с этим, я не мог рассчитывать на отдых. Мне предстояло вычесать двух лошадей, почистить седла и сбрую, а потом еще отполировать доспех. Когда я закончу, подойдет время ужина у рыцарей, мне придется помогать с подачей, и только после этого я смогу идти по своим делам.