В такой зной стоило поплескаться на отмели в реке Уай. Эта забава обещала избавление от жары, а заодно возможность ощутить себя в своей тарелке. Проведя детство у моря, я плавал как рыба и мог удерживать под водой голову другого оруженосца дольше, чем тому хватало сил терпеть. Выметая на улицу солому, я говорил себе: пусть только Бого подвернется мне под руку, уж я преподам ему урок.

– Ну и вонь! – вывел меня из задумчивости раздавшийся за спиной голос.

– Леди Изабелла! – Я с улыбкой оглянулся. Никто другой не обращался ко мне на ирландском. – Насколько понимаю, вы не намерены помогать мне?

Девочка насупилась.

– Это ниже моего достоинства.

Я рассмеялся и протянул ей метлу.

– Это честный труд. Возьмите, попробуйте.

– Нет!

Подрастеряв свою надменность, она отступила на шаг, потянув за собой куклу.

– Шутка, госпожа, – сказал я, перейдя на французский. Такой у нас установился обычай во время наших редких бесед. Для меня то была еще одна возможность попрактиковаться в языке – кроме скучных уроков, даваемых одним из писцов капеллана. – Это было бы неподобающе.

Она надулась.

– Так всегда говорит мама, если я хочу пострелять из лука, как это делает Гилберт.

– Мальчикам положено учиться стрельбе из лука, девочкам – нет.

А яблоко от яблони недалеко падает, решил я. Я достаточно долго пробыл в Стригуиле и знал, что Ифа – женщина волевая и независимая. Дочь явно пошла в нее.

– Так нечестно.

«Как и то, что я оказался здесь заложником», – с горечью подумал я. Но вслух сказал:

– Что ж, таковы пути этого мира. – Заметив ее неудовольствие и припомнив частые визиты девочки в соколиный загон, я добавил: – Когда подрастете, сможете охотиться с соколами. Разве это не здорово?

Вздох.

– Сокольничий говорит, что много лет пройдет, прежде чем у меня хватит сил.

– Так стоит набраться терпения, госпожа.

«И мне тоже», – хотел добавить я. Как и ей, мне предстоит дожидаться своего часа. Рано или поздно наступит день, когда я снова увижу Ирландию, а с Божьей помощью и свою семью.

– Ты как нянька говоришь. Или как капеллан. Или как моя мать.

С этими словами девочка насупилась.

Я развел руками.

– Взрослые часто говорят детям одно и то же.

– Изабелла! – послышался знакомый вопль.

– Можешь меня научить? – спросила она.

Воровато оглядевшись, я прошептал:

– Стрельбе из лука?

– Да.

Я представил, как к этому отнесется графиня или Сапоги Кулаки.

– Почел бы за счастье, госпожа, но моя жизнь того не стоит.

– А я думала, что ты мне друг!

– Так и есть, госпожа, – возразил я, но девочка не унималась.

– Обижаешь леди Изабеллу? – сказал знакомый язвительный голос. – Так то ты развлекаешься, амадан?

– Это не так, – отрезал я и прикрыл глаза ладонью, чтобы получше рассмотреть Сапоги Кулаки, который скакал через двор в сопровождении одного из своих дружков.

Со дня моего освобождения из темницы между нами установилось своеобразное перемирие. Мы ненавидели друг друга, но я не отваживался на месть, а он, кажется, более или менее признавал во мне знатного заложника.

Когда они подъехали ближе, я обратил внимание, что бока обоих коней побелели от пота. Несмотря на свою ненависть к Фиц Алдельму, я не мог не проникнуться уважением к нему. Пока прочие рыцари прохлаждались в большом зале, читая стихи или слушая, как менестрель выводит на лютне замысловатые мелодии, он и его друг упражнялись со столбом. Потом во мне зашевелилась зависть. Я был неплох в этом деле – для новичка, – но он то был дьявольски хорош.