— У нас — ничего, — тихо ответила она, — Лиза здорова, я тоже. Ты не беспокойся, сейчас поешь, отдохнешь, и я расскажу.

Пока Лена разогревала ужин, Сергей на цыпочках зашел в детскую. Лиза спала, уютно свернувшись калачиком. Он тихонько поцеловал теплый лобик под белокурой челкой, поправил сбившееся одеяло.

— Папочка пришел… — громко произнесла Лиза во сне, вздохнула и перевернулась на другой бок.

Поздний ужин превращался для Сергея в очень поздний обед. Целый день на работе он перебивался бутербродами, чаем и кофе, зато дома, поздним вечером или даже ночью, наверстывал упущенное, съедал полный обед, с первым и вторым.

На кухонном столе стояла тарелка дымящихся щей, квашеная капуста, соленые огурчики — все, что он любил.

Лена читала, примостившись на кухонном диванчике. Сергей с удивлением обнаружил, что перед ней на столе лежит раскрытый учебник судебной медицины. Он знал, что сейчас она переводит для «Смарта» какую-то статью о серийных убийцах, но все равно удивился.

— Ленуся, зачем такие страсти на ночь?

— Скажи, пожалуйста, — задумчиво спросила она, — можно по странгуляционной полосе точно определить, прижизненная она, или человека сначала убили, а потом повесили? Здесь перечисляется куча признаков, но не сказано, насколько они точные.

— С первого взгляда, конечно, нельзя, — ответил Сергей, принимаясь за щи (уж кому, а полковнику милиции такие разговоры за столом аппетита не портили). — Но если задаться такой целью, то можно. Нужен определенный анализ тканей, кожного покрова в области полосы.

— Сейчас суицид расследуется на инсценировку? — был следующий Ленин вопрос.

— Ты, может, все по порядку расскажешь?

— Ладно, — Лена захлопнула учебник, — помнишь, как-то, около месяца назад, к нам заходил брат Ольги Синицыной, Митя? Ты рано пришел с работы, он сидел здесь, на кухне.

— Помню, — кивнул Сергей, — здоровый такой обалдуй, он тебя заболтал до потери пульса, еще кассету какую-то оставил с песенками.

— Он повесился сегодня ночью, — тихо сказала Лена. — Понимаешь, милиция, врач «Скорой» говорят — чистый суицид. А Ольга не верит. Там действительно очень все странно.

— Ну, видишь ли, суицид — вообще странная вещь. А родственникам всегда хочется думать, что человек не сам это сделал. Раньше на каждый труп выезжал прокурор, а теперь людей не хватает. Но если бы там что-то было…

— Сереженька, я не покушаюсь на честь мундира и не утверждаю, будто твои доблестные коллеги — халтурщики. Но ты послушай все по порядку.

— Хорошо, я готов послушать. — Сергей доел щи, закурил.

— Во-первых, там почему-то целые сутки не работал телефон. Ольга звонила им со вчерашнего утра, поставила свой аппарат на автодозвон. Потом выяснила, что с линией все в порядке, что-то случилось с аппаратом. Сосед починил его за пять минут, сказал, там какой-то контакт отошел. Три года не отходил, а именно в эти сутки отошел….

Лена во всех подробностях пересказала все, что узнала сегодня от Ольги.

— Леночка, я понимаю, — мягко произнес Сергей, дослушав ее до конца, — Синицына — твоя близкая подруга, ей сейчас очень тяжко, и ты за нее переживаешь. Но поверь мне, самоубийство примерно в пяти случаях из десяти бывает полнейшей неожиданностью, особенно для родственников. Он ведь и сам мог колоться, как его жена, только об этом никто не знал, а мог и просто напиться с горя.

— С какого? — грустно усмехнулась Лена. — Что жена наркоманка? Так этому горю уже полтора года.