Как на духу. Врать не стану, себе дороже. Только все точно запишите. Проверять не стану, я ж не грамотный. Не обманите, гражданин лейтенант.
– Запишем, запишем, – обещаю я, протирая шариковую ручку о край стола. – Как прикажите величать вас?
– Как назовете, так и будет. Я за свою жизнь столько имен переменял, всех не упомнишь. А про клички даже разговора нет.
– Как?
– А вы, гражданин лейтенант, не злитесь. Злость в вашем деле плохой помощник. Не вы ко мне с повесткой пришли, а я сам, с повинной. Если без имени нельзя, то пишите – Меченый. Эту кличку я после драки у ресторана получил. Шрам до сих пор чешется.
Вздыхаю. Немного злюсь. Повезло сегодня, нечего сказать. С утра, как только появился на работе, приперся Угробов и попросил поработать с клиентом. У самого, мол, времени не хватает. Да и клиент, по словам капитана, по нашей, «Пи» линии.
Вывожу в верхней строчке листа – «Явка с повинной». Число такое‑то, год такой‑то. Кличка – Меченый.
– Я слушаю, слушаю, – тормознутый клиент пошел. Другой бы наговорил давно, а этот все чешется, да пастью щелкает. Раз сам пришел, да еще грамоте не обучен, будь добр, языком ворочай, а не мух лови.
– Так я и говорю, гражданин начальник, любил я его очень.
– Извините, не понял? – за что мне такое?
– Любил, говорю. Всей душой. Горло готов был за него любому перегрызть. И грыз. Не дай бог кто искоса взглянет. Я уж на взводе. Вот такой он был мужик.
– Был? Почему – был?
– А вы меня, гражданин лейтенант, на слово не ловите. Всему свое время. Не хочу повторяться, но мы не на допросе. Что расскажу, то и на суде рассмотрят. Что мое, то возьму. А чужие мокрухи на меня не навесите.
– Извините. Продолжайте.
– Любил. Да. Не подумайте ничего плохого. Любовь ведь она разная бывает. Кто в подворотню с первого взгляда бежит. А кто всю жизнь на расстоянии любит. Он меня, можно сказать, на помойке подобрал. Домой привел, вымыл, накормил. Сказал, живи. Я и остался. Куда мне улицу? С моей‑то мордой.
– Да. Внешность у вас необычная. Неординарная, я бы заметил. Дальше.
– Спал я, правда, на диване в гостиной. Чего не было, того не было. Врать не стану. Я то, конечно, хотел ему за заботу и ласку отплатить, но не успел. Вон ведь как получилось. Душевный человек. К руке не допускал, говорил, что это старорежимные штучки. Тапочки тоже носить запрещал. Мол, я ему не привратник, а просто товарищ, с которым интересно пообщаться. За жизнь, так сказать, поговорить. Вот такой человек он был. Бывало, сидим у камина и анекдоты друг другу похабные….
– Мне факты нужны. А я пока что одну лирику записываю. Мы не на литературных встречах. Давайте конкретнее.
– А я конкретно и говорю. Иван, Ваней его звали, в каком‑то институте научном работал. Я в названиях не разбираюсь. Что‑то связанное с атомной структурой строения клетки. Для меня это лес темный, хуже свалки, что из вашего окна виднеется. Работал он много. Часто на дом бумажки брал. Портфелями таскал. Аппаратуру разную тоже. Ящиками. У него в подвале целая лаборатория была.
– Все из института? – делаю пометку в еженедельнике. Ребятам из отдела по крупным хищениям сведения обязательно пригодятся.
– Вот вы как, гражданин лейтенант. Я ж вам по‑хорошему. А вы?
– Другу вашему от этого хуже не станет. А соучастники должны быть наказаны. Так что там дальше про подвалы?
– Я в тот черный день за ним в подвал увязался. Можно салфетку? Извините, грустные воспоминания. Я очень впечатлительный.
– Ничего. С каждым бывает.
Только слез в этом кабинете не хватало. Заглянет кто, увидит, доказывай потом, что телефонный справочник просто так на столе лежит. |