Художник исчезает следом. С высокохудожественным портретом молодого лейтенанта и тремя рублями.

Зеваю.

Следующие десять минут ко мне выстраивается очередь из разномастных по виду и вооружению товарищей. Преимущественно с колющими предметами. Используют меня в качестве чучела для тыканья штыками, пиками, саблями, ножами. Попадаются и ребята с ружьями, мушкетами, чугунными пушками.

Практически все безбожно мажут, смущаются и уступают место другим желающим поразить неподвижную мишень.

Те, кто попадает, веселятся, как дети, но недолго. Больше пяти минут на этом свете не задерживаются.

Серебряный крест постепенно превращается в истерзанную свинцом и железом крестообразную заготовку. Надолго его хватит. Но я надеюсь на крепость святой вещи, потому что знаю, основная огневая мощь впереди. И не ошибаюсь.

Проносится мимо тачанка, поливая огнем из пулемета. Высовывается из массы дуло танка, бабахает, прячется. Падает под ноги, но не взрывается ракета «Земля‑земля».

Минута затишья. Сгусток у шалаша набухает до невероятных размеров и выплевывает из себя летающую тарелку. Завывая и дергаясь тарелка отхаркивает из трубчатых орудий пламя. Вокруг меня закивает почва. Тарелка на дикой скорости проносится над головой, задевает оставленный художником мольберт, кренится, пускает струю дыма, врезается в землю и уходит по макушку в почву.

Пережидаю пока перегорит и остынет земля.

Отличная работа.

Вокруг хорошо вспаханное поле. Ямы, ямы, ямы. Пролетают над головой перелетные птицы, роняют по зерну. Богатый урожай вырастет! Стосковалась степь по зерно продуктам.

Сгусток у шалаша бледнеет, перекореживается, сужается, превращаясь в легкое облачко, и улетает вслед за перелетными птицами.

Быстро, не теряя даром драгоценного времени, проверяю физическое состояние. Все цело и здорово. Крест расплющило так, что он превращается в односторонний бронежилет. Тонкий, но, как оказывается, достаточно надежный. Снимать его не решаюсь. От преступника еще можно ожидать выстрела из‑за угла.

Но успокаиваться рано. Маловероятно, что уничтожитель вселенных израсходовал все возможные средства для остановки сотрудников милиции. С такой вещью, как борода джина, он может сделать все что угодно, и когда угодно.

Продолжает беспокоить только одно обстоятельство. Почему? Почему до сих пор я жив? Почему мои косточки не развеяны по степи? Почему на этой незнакомой планете до сих пор витает русский дух. Почему пахнет Русью?

Потому, что молодые лейтенанты не потеряли способность волноваться за свою жизнь.

На умные мысли нет времени. Через полчаса, если Садовник ничего не перепутал и не соврал, вселенная окунется во мрак небытия. Должно быть это красиво – мрак небытия. Но для нас, для меня и всего человечества, данная перспектива неинтересна. Поэтому продолжаю работать, как учили и как положено.

Зигзагами, короткими перебежками, пригнувшись до самой выжженной земли, добираюсь практически до самого шалаша. До задней его стенки. Несколько секунд, привалившись спиной, отдыхаю.

Впереди последний рывок. Рывок, от которого завит судьба вселенной. Приготовил ли Угробов медаль? Глупо погибать, если приготовил. Куда подевалась Баобабова?

Выдохнув, выставляю впереди себя газовую горелку и крадусь к входу в шалаш.

Интересно, какой он – преступник, посягнувший на целую вселенную? Гнусный тип с лицом психопата? Или ангел с комком зла вместо сердца?

Над головой проносится что‑то огромное и быстрое. Неужто летающая тарелка выкопалась из земли? Натренированным движением брякаюсь на землю. Не хочу получить по голове с воздуха чем‑нибудь тяжелым.

Смотрю вверх. Не верю глазам. Щипаю, впрочем не сильно, руку. Нет, глаза не обманывают. Поднимаюсь и, прикрываясь от солнца ладонью, наблюдаю чудовищную картину.