В ответ она услышала одобрительное бормотание. На некоторых чумазых лицах появились улыбки.

Один человек в этой компании явно не был цыганом. Он сидел на почетном месте и был светлокож и светловолос, одет в красный камзол с медными пуговицами и дорогой, но вульгарный дорожный плащ, отделанный медвежьим мехом.

Эме, видимо, с трудом понимала главного в таборе, потому что некоторые слова повторялись по нескольку раз. Наконец она сказала:

— Он просит шесть тысяч франков за двух лошадей. Я ему сказала, что это слишком много, боюсь, он не сбавит цену.

— Мы заплатим столько, сколько он просит, — ответил герцог, — но пусть сперва покажет лошадей.

Эме перевела слова герцога, и цыган, весьма довольный сделкой, повел их к лошадям. Он знал всего несколько слов по-французски, а герцог — столько же по-немецки, но очень скоро мужчины уже прекрасно понимали друг друга.

— А благородный господин знает в лошадях толк, — рассмеялся цыган. — Он умен, очень умен. Его не переспоришь.

— Я возьму вот эту лошадь и ту, — через минуту заявил герцог, указывая на пегую кобылу и гнедого жеребца, который бил землю копытом, словно демонстрируя свое нетерпение умчаться прочь.

— О нет-нет! Месье должен понять: это мои лучшие лошади. Я не могу отдать их так дешево.

Герцог все понял раньше, чем цыган закончил фразу.

Торг начался.

— Девять тысяч.

— Шесть с половиной.

— Восемь тысяч.

— Семь тысяч.

Герцог сдался, достал из кармана кошелек, отсчитал нужную сумму и отдал золото цыгану. В этот момент со стороны костра донесся голос:

— Я бы хотел поговорить с вами, мой господин. — Судя по выговору, незнакомец был немцем.

— В чем дело? — спросил герцог, кладя кошелек в карман.

— Мальчик, который зовет вас господином, — кто он?

— Он мой паж, — коротко ответил герцог и отвернулся, чтобы посмотреть, как цыгане взнуздывают лошадей.

Немец пристально разглядывал Эме. Он был несколько помят и небрит. Вокруг глаз размазана тушь, на лбу — остатки кольдкрема, а на скулах — румян.

— Я Герман Глебер, великий Глебер. Вы слышали обо мне?

Эме отрицательно покачала головой.

— Вы не слышали обо мне? — словно не веря собственным ушам, переспросил Глебер. — Не слышали о лучшем жонглере в Европе? Я выступал перед императором Пруссии, перед русской царицей и императрицей Австрии, перед шведским королем Густавом. Все они мне аплодировали.

— Как интересно, — произнесла Эме.

Она, конечно, слышала о жонглерах, но никогда их не видела.

— Я очень известен, очень, — продолжал герр Глебер. — Вас, возможно, удивляет, что я здесь, но эти люди — мои друзья. Однажды цыгане помогли мне, и теперь, когда я богат, я не забываю о них. Да, у меня доброе сердце. Это вам скажет любой.

— А теперь взнуздайте другую, — обратился герцог к цыгану.

Гнедой уже был взнуздан и оседлан. Герцог направился к Эме, но перед ним неожиданно возник Глебер.

— Я покупаю вашего пажа, — заявил он.

Мелинкорт посмотрел на него, как на насекомое, присевшее на носок башмака.

— Мой паж не продается, — отрезал он.

— Вы не поняли! Вы думаете, я недостаточно богат и не могу заплатить, но, уверяю вас, это не так. У меня есть деньги, много денег, и я вам хорошо заплачу за пажа. Он как раз подходит, чтобы выносить шары, коробки, принимать мой плащ и шляпу. Да, он именно то, что мне нужно.

Его маленькие голубые глазки оценивающе смотрели на Эме. Девушка испугалась и подошла поближе к герцогу.

— Я уже сказал вам, мой паж не продается.

— Я слышал, но то, что вы сказали, не имеет значения.