— Полагаете, он говорил о вас с кардиналом?

— Вполне возможно, но отец Пьер всегда внушал мне, что необходимо твердо увериться в своем желании совершить такой ответственный шаг.

— Все это кажется весьма странным, — задумчиво проговорил герцог.

— Сейчас я точно знаю, что хочу посмотреть большой мир, пожить, как обычный человек. А потом, если я все-таки решу, что монашество — моя стезя, я вернусь в монастырь.

— Но вас будут искать, далеко вам не уйти!

— Меня не поймают! — воскликнула Эме. — Если вы довезете меня до Шантийи, там я, возможно, найду кого-нибудь, кто едет в Париж, Реймс или Орлеан. Не важно, в какой именно город.

— Милое дитя, вы не можете путешествовать таким образом, вы слишком красивы.

— Красива? Я красива? В самом деле? — переспросила Эме. — Нам не полагается думать о внешности. Правда, девочки говорили, что у меня опасный цвет волос.

— В большом мире внешность имеет большое значение для женщины. Неужели вы настолько наивны, что не знаете такой простой вещи: если женщина привлекательна, она будит желание в мужчинах.

— Я не стану никого слушать. Но если они будут назойливы, то... У меня есть кинжал, и я буду всегда носить его с собой на случай, если кто-нибудь посмеет оскорбить меня. Раньше кинжал принадлежал одной итальянке. Это старинное семейное оружие. Случалось, что им убивали. Сначала я не хотела его брать, но им было удобно обрезать нитки при вышивании. Зато теперь я смогу за себя постоять. Меня беспокоит только отсутствие одежды. У меня есть только то, что на мне надето: светлая ряса послушницы и темная накидка, которую мы надеваем, если очень холодно. Больше я ничего не успела взять с собой.

— Вы хотите сказать, что решились на это невероятное бегство, только увидев мою карету? — изумленно спросил герцог.

— Ах, как трудно все это объяснить! В монастырском саду растет груша. Иногда мы забирались на нее, чтобы посмотреть, что происходит за стенами обители. И вот я выскользнула в сад, влезла на грушу и увидела вашу карету. Не знаю, что подтолкнуло меня — сама судьба или дьявол, — но я перебралась через стену и подкралась поближе, чтобы слышать, о чем говорят слуги. Никто не заметил меня, а дверца была открыта. Я и сама не поверила бы, что способна на такое, пока не зарылась в груду пледов.

— Очевидно, вы весьма импульсивная леди, — сказал герцог. — С трудом представляю, что будет с вами дальше.

— Я все время думаю об этом. Все очень просто. Я буду повсюду следовать за вами, и это обеспечит мне полную безопасность.

— Невозможно. Я еду в Париж.

— О! Я так давно хочу увидеть Париж! Я не доставлю вам хлопот!

— Послушайте, — строго оборвал ее герцог, — я с удовольствием подвезу вас в Шантийи. Если вы сразу исчезнете, я клянусь, что заявлю перед кем угодно, что никогда не видел вас. И я дам вам денег на одежду. Вы сможете наслаждаться свободой, пока вас не найдут и не вернут в монастырь либо вы сами не решите туда вернуться. Но в Шантийи мы расстанемся, хотя я буду сожалеть о том, что так и не узнаю, что с вами сталось. Вряд ли я могу явиться в Париж со сбежавшей монашкой. Меня, пожалуй, обвинят в совращении. Будет серьезный скандал.

— Но я не монашка. Да и не обязательно всем знать, кто я. Я могу быть вашей служанкой.

— Со мной только слуги-мужчины. Служанок наймут, когда я приеду в Париж.

— Тогда я буду вашим пажом! Разве герцогу не положено иметь пажа?

— У меня уже есть паж, — резко ответил герцог. — В Шантийи вы увидите его, это мой кузен. Во время путешествия через пролив он неимоверно страдал от морской болезни и до сих пор еще неважно себя чувствует.