— Памела сказала, что у тебя есть сын.

— В самом деле?

Лицо его превратилось в непроницаемую маску. Мелли знала: нежелание оправдываться означает только одно. Голова у нее закружилась, в висках стучало.

Боже, пусть Дик все отрицает! — молила она. Пожалуйста!

— Так это правда?

— Я собирался рассказать тебе про сына, как только наступит подходящий момент.

— И долго ты собирался ждать? — Возмущенный голос ее срывался, глаза метали молнии. Дик протянул было руку — но Мелли отпрянула, словно опасаясь испачкаться. На ее лице отражалось неодолимое отвращение.

— Судя по твоей реакции, рассказывать вообще не стоило. Видишь ли, Ник…

— Ты даже имя его знаешь? — презрительно бросила она.

— Нику почти тринадцать.

— Да, правила арифметики ты освоил, но на скольких днях рождения сына ты побывал?

Лицо Дика исказилось от боли, но Мелли, поглощенная собственным горем, ничего не заметила. Какой дурой надо быть, чтобы поддаться на дешевое очарование бессовестного ловеласа! Да он ничем не лучше Пола!

— Обстоятельства не позволяют мне…

— Да, уж наверное, — усмехнулась она. — Обстоятельства всегда сильнее нас. Обстоятельства вроде малодушия и отсутствия порядочности. Ты попросту бежал от ответственности! — Голос Мелли сорвался на крик, исполненный мучительной боли.

— Да выслушай меня! Мне пришлось уехать… Бог мой, нам было по восемнадцать…

— Нам! Удивляюсь, что ты не позабыл мать так же, как и дитя!

Юность и неопытность не служили оправданием в глазах Мелли. Последствия ее молодости и неосмотрительности сказываются до сих пор. Как Мелли сострадала брошенной Диком женщине, как понимала ее!

— Я не забыл ни Ника, ни Мэрилин, — отозвался Дик, не повышая голоса, но каждый слог звенел враждебностью. Он скрипнул зубами. — Я и не подозревал, что для тебя мир так четко поделен на черное и белое.

Дик с отвращением поморщился, и гнев Мелли вспыхнул с новой силой. Да как этот подлец смеет задирать перед нею нос?

— Когда речь заходит о мужчинах, которые предают собственных детей, оправданиям не место и компромиссам тоже. У тебя даже не хватает духу признаться в содеянном!

— Ох, Мелани, хороший из тебя проповедник! — В голосе Дика отчетливо звучало презрение. — Одну ошибку, по крайней мере, я вполне готов признать. Я счел тебя чуткой, отзывчивой и доброй. Ради твоих пациентов от души надеюсь, что в профессиональной жизни ты позволяешь себе изредка проявить сочувствие.

— Мое сочувствие на стороне женщины и ребенка, которых ты предал! — парировала Мелли. Как ловко негодяй играет словами. Выходит, будто это ей следует оправдываться! Бессовестный!

— Я никого не предавал, но не собираюсь обсуждать с тобой свое прошлое.

— Так ты понял наконец, что имеешь дело отнюдь не с легковерной дурочкой? Ошибочка вышла, да?

— Я и в самом деле в тебе ошибся.

В голосе Дика прозвучал окончательный приговор, и Мелли впервые ощутила всю горечь потери. Впрочем, терять-то нечего! Она влюбилась в фантом, в эффектную маску. А теперь маска сброшена, и Притворщику это не по вкусу — так оно всегда и бывает!

— Вот и славно, что дальше случайной интрижки дело не пошло. Даже вспомнить не о чем, верно? Сущие пустяки — ты сам так говорил! — Мелли вызывающе скрестила руки на груди: а ну-ка, пусть попробует опровергнуть ее слова!

Дик пожал плечами и открыл дверь, за которой ждала съемочная группа, давая понять, что аудиенция окончена.