— Я расценю это как родственную услугу.
— Поговорю с ее величеством. Приходите, и если… если это будет возможно, вас пригласят.
Харли взял руку девушки и любезно поцеловал.
— Как приятно иметь родственников в высоких сферах.
Легкая насмешка? Может быть. Однако глаза его блестят, и он просит об одолжении.
Эбигейл начинала понемногу понимать его. Он ненавидит Черчиллов — и она тоже. Как можно любить тех, кто сделал тебе столько добра и постоянно об этом напоминает.
Неудивительно, что ее охватило волнение. Она вступила в связь — странную и пока что таинственную — с одним из ведущих министров. Возможно, она, Эбигейл Хилл, будет принимать участие в решении судеб страны.
«Восхитительный человек этот Роберт Харли, — думала Анна. — Такой приятный разговор». Негромко играл клавесин, Хилл исполняла Перселла, одного из ее любимых композиторов. Георг блаженно дремал, а мистер Харли говорил о том, что ей было всего приятнее слышать — как счастливы люди, имея подобную монархиню. В кофейнях и тавернах ее постоянно называют доброй королевой. Возрождение обычая лечить от золотухи наложением рук глубоко их тронуло. Как умно выражается мистер Харли. Намекает, что англичане радуются своей королеве и считают ее восшествие на престол промыслом Божьим. Это отрадно, ее совесть постоянно омрачала память об отце, который любил ее и которого ее склонили предать.
Склонили предать. Миссис Фримен была так яростно настроена против него, а в те дни она верила, что ее дражайшая подруга всегда права.
Миссис Фримен до сих пор остается ее лучшей подругой, но проводит много времени вдали от двора. Постоянно ездит в Сент-Олбанс, ухитряется бывать в Виндзорском замке, когда королева и придворные покидают его. Если не знать, как тяжелы ее семейные обстоятельства, можно было б решить, что она старательно избегает своей бедной несчастной Морли.
Как легко бегут ее мысли, как приятно говорит мистер Харли.
Он узнал, что Хилл его родственница, и, кажется, очень этим доволен. Анна тоже довольна. Для Хилл хорошо иметь такую родню, как Харли.
— Нас, мадам, связывает не только родство, но и желание вам служить — так сильно этого не жаждет никто в королевстве.
Очаровательно! И после его ухода она сказала Хилл, как рада тому, что у нее обнаружился такой знатный родственник. Да, конечно, у нее существует дальнее родство с миссис Фримен, но та всегда обращалась с ней как с последней из бедных родственниц. Мистер Харли, наоборот, питает к ней только уважение.
Анна вдруг забеспокоилась. Не изменится ли Хилл, если обретет знатность? Не сочтет ли ниже своего достоинства выполнение тех обязанностей, которые выполняет сейчас так охотно? Вдруг станет надменной, требовательной… как некоторые?
«Ерунда, — сказала себе королева, — с моей Хилл этого не произойдет!»
То была первая из многих последующих встреч. Вошло в обычай, что, когда королева говорила: «Никаких гостей», Эбигейл приводила мистера Харли, и они с королевой разговаривали — не обязательно о государственных делах, но о них тоже иногда заходила речь, и Харли никогда не говорил утомительно или скучно. Он все так прекрасно объяснял, понятно и без высокомерия. Анна втайне предпочитала его Сидни Годолфину, всегда сухому и холодному, несмотря на робость и желание угодить. Мистер Харли говорил занимательно, очень мягко высмеивая людей, и невольно заражал своим весельем.
Приступы астмы беспокоили Георга все чаще. Ночью он не спал, все больше дремал днем — пожалуй, и к лучшему, так как после Бленхейма стал до того ярым сторонником Фрименов, что не мог оценить некоторых острот мистера Харли.
Они не то, чтобы метили прямо в Мальборо и его герцогиню, но как-то задевали обоих; Анна, несмотря на решимость быть верной своей дражайшей подруге, невольно признавала справедливость некоторых замечаний своего гостя. |