— К кому же он приходил? Надо полагать, к отставной козы барабанщику, к сиятельному отставнику-папашке.

— К кому? Ко многим приходил и от многих уходил.

— Вы кривляетесь! Вы знаете, знаете к кому! Он старый, больной, на грани маразма человек. Единственное, что ему сохраняет жизнь, — это покой. А вы, вы…

— Вот что, Светлана Дмитриевна. Я действую так, как мне подсказывают сложившиеся обстоятельства и опыт. Или вообще не действую. К счастью, я забыл у вас концерт — мы друг другу ничего не должны. Даю вам сломи: то, что я узнал от вас, останется тайной для кого бы то ни было. Извините. Покойной ночи.

— Не кладите трубку! Не кладите трубку! — умоляя, потребовала Светлана Дмитриевна. Изображать из себя целку-невидимку, бросать трубку для того, чтобы она им час перезвонила?

— Что вы мне хотите сказать, Светлана Дмитриевна? Коротко, конкретно, окончательно.

— Не знаю, — проблеяли на том конце провода. — Нет, конечно же знаю. Не бросайте меня, Георгий.

— Я не муж, не любовник, — нарочно грубо сказал Сырцов. — Каким образом я могу вас бросить?

— Вы издеваетесь надо мной. — И Светлана Дмитриевна, естественно, тихо заплакала: единственная в данном положении возможность наступать. Он, стоя посреди комнаты с трубкой у уха, от ярости затопал босыми ногами.

— Чтобы вам не терпеть издевательств, давайте расстанемся. Навсегда.

— Я не хочу, — прорыдала трубка.

— Тогда какого черта звоните по прослушиваемому телефону?

— Просто очень жалко его.

— Птичку жалко! — ни к селу, ни к городу вспомнил «Кавказскую пленницу» Сырцов.

— Вы один? — вдруг спросила она.

— А я один, совсем один, с своим здоровым коллективом! — еще одну классическую кинокомедию вспомнил Сырцов.

— Давайте сегодня ничего не будем решать, Георгий. Мы взволнованы…

— Вы взволнованы, — перебил он.

— Вы перебиваете, значит, взволнованы и вы, — разумно возразила она. — Завтра созвонимся, встретимся и обо всем поговорим. Будьте так добры, согласитесь! Вы согласны?

— До завтра, — сказал Сырцов и положил трубку. Лихорадочно напевая опять же классическое, но уже из шлягера: «Завтра, это будет завтра!», он без удовольствия домылся, влез в легкие светлые штаны и джинсовую рубаху, поставил чайник и сел на тахту ждать. Ждать, когда чайник закипит и когда объявится светская дама Маша.

Он уже попил чайку, когда в дверь позвонили. Чайник намного опередил даму. Сырцов открыл. В дверном проеме стояла и скромно улыбалась Маша в пиджачке и с сумкой через плечо. Деловая женщина. Чудеса трансформации и перевоплощения. С ума сойти можно.

— Жду и жду. И даже не дождался — чаю попил, — сообщил он деловой женщине и, пропуская ее, добавил: — Вам свежего заварить?

Она вскинулась, обернувшись, хотела, вероятнее всего, сказать что-нибудь вроде «Чай не водка, много не выпьешь», но, вспомнив про нечто важное свое, без улыбки согласилась:

— Да, крепкого чайку сейчас — в самый раз.

Он удалился на кухню. А она не последовала за ним. Ох и серьезно все у дамочки, ох и серьезно! Опасно то, что нагла и самонадеянна: по нахалке может в крутую кашу попасть. И не помочь ей, дуре: скрывается и наверняка не откроется до конца. Поколдовав с чаем и ароматической добавкой (тоже Лидия Сергеевна приучила), Сырцов поставил на поднос чайник с кипятком, заварной под ватной бабой, чашки и разную мелочь к чаю.