|
Найдено, что г. Перозио промахнулся здесь, не выведши пропорции антрацита с углем. Но тем не менее г. Полетика доказывал, что цифры, приведенные г. Новосельским и критикуемые г. Перозио, – неверны. Он, очевидно, никак не хотел стать на школьно-литературную точку зрения, которая ясно определена была «Условиями»; подписавши вместе; с другими эти «Условия», он в самом заседании, против всякого ожидания г. Смирнова и его посредников, вдруг вообразил себе, что нужно вести речь о деле, и на этом основании упорно пытался доказывать – не то, что статья г. Перозио очень хорошо написана, а то, что сущность дела все-таки с нею согласна, а не с уверениями г. Смирнова. Г-н Полетика дошел до того, что стал требовать от противной стороны категорического ответа: «Буду ли я прав, если докажу вам, что эти цифры отчета неверны?» Разумеется, ему не дали категорического ответа, потому что это значило бы перенести вопрос с арифметически-литературной арены на арифметически-деловую… Г-н Серно-Соловьевич с замечательным ораторским искусством уклонился от категорического ответа. Он начал немедленно какую-то длинную речь, которая начиналась словами: «Вы смешиваете…» Далее мы отчасти не слыхали, потому что за этими словами раздался в публике дружный смех, – а отчасти и позабыли, потому что вообще не богато одарены памятью слов… Помним только, что речь г. Серно-Соловьевича была очень красноречива, хотя он и говорил иногда одно слово вместо другого, как, например, однородные вместо разнородные, мильоны вместо тысячи и т. п. Но это объясняется тою поспешностью, С которой г. Серно-Соловьевич стремился излить потоки своего красноречия.
Но при шестом или седьмом вопросе сам г. Перозио оказался человеком, которого мало занимают интересы русской литературы и самой «Арифметики» Меморского. (Да и не мудрено: судя по фамилии, он должен быть из иностранцев!) Прежде ответа на данный ему вопрос он выразил свое неудовольствие на то, что не принимаются во внимание никакие соображения сверх тех, которые были в его статье. «Если вы будете судить только мою статью (в этом смысле сказал г. Перозио), то я здесь – лишний человек; вы можете это и без меня делать. Если же вы хотите от меня объяснений и доказательств, то не оставляйте в стороне тех фактов, которые вам представляются теперь мною и моими посредниками». Но на это было замечено, что претензия г. Перозио неосновательна: ему дают полную возможность защищаться; но то, чего нет в его статье, не должно быть принимаемо во внимание по смыслу самой программы состязания, на которую он согласился. И действительно – подписывая условия, г. Перозио должен был видеть, что тут предполагается вести речь об его статье, что ему хотят дать урок, сделавши поверку его чисел и указавши его неверности… Более тут ничего не требовалось, и г. Перозио должен был покориться своей участи, если уж раз поставил себя в такое положение. Он мог, не сочувствуя нашей словесности и нашему стилю, не выходить на спор в таких пределах; но если уж раз согласился, то должен был безропотно вынести все ораторское искусство г. Серно-Соловьевича.
Гораздо в большей степени то же самое нужно сказать и о г. Полетике: он выказал не только преступную наклонность говорить о деле, когда его противники вели речь о литературных приемах г. Перозио, – но и недостаток сочувствия к установленной форме. По форме «Условий», гг. Перозио и Смирнов «не имеют права речи более одного раза после каждого вопроса программы». Между тем в одном вопросе, после речи г. Перозио, возбудились какие-то новые недоумения; г. Полетика сказал, что он этого не может хорошо объяснить, но что г. Перозио просит дозволения сам сказать еще несколько слов в свою защиту. Посредники противной стороны, как видно, привыкшие все делать по чину и по форме, отказали г. Перозио в этом дозволении… И они были совершенно вправе, разумеется: когда уж раз что написано, то как же можно это отменять, хотя бы и по взаимному соглашению! У нас, говорят, бывали случаи, что и мировые сделки не разрешались, по несоблюдению некоторых формальностей. |
