— Идите к черту! — выругался Фэлон, со страхом подумав о том, как им удалось не потревожить собак и избежать ловушек сигнализации.

Холодный смех был ему ответом. И Ротмеру стало не по себе.

— Жалкое ты создание, — продолжал голос. — Охотишься за слабыми и так боишься сильных.

— А ты не прячься в темноте, покажись мне.

— Это тебе не поможет. Я все равно распорю твое брюхо и покажу тебе твои собственные кишки. Или сожгу заживо, как одного из твоих предков.

— Ты знаешь прошлое моей семьи? — спросил оторопевший от ужаса Фэлон, безуспешно пытаясь посмотреть направо.

— Не это ли ты ищешь? — Перед его глазами появился небольшой кусок бумаги, и он почувствовал, как замерло его сердце. — Не боишься разделить судьбу Филипа?

— Где вы это взяли? — Страх, недоумение, надежда прозвучали в одном этом вопросе.

— Твоя сестра поведала нам тайну.

— Не может быть!

— Неужели? — Рука незримого человека встряхнула перед глазами Ротмера старинный документ и вновь скрылась из поля зрения. — Тогда почему ты так боишься этого клочка бумаги? Говори.

— Но если бумага у вас, вы и так все знаете.

— Говори, — настойчиво повторил мрачный, как ночь, голос, и лезвие ножа снова скользнуло по горлу.

— Я любил ее! — вскрикнул почувствовавший боль Фэлон. — Но она предала меня.

— Так же, как Филип любил Элизабет?

— Может быть. Этот документ был у нее. Женщины из рода Блэквеллов передавали его по наследству из рук в руки, как старинную реликвию. А она, воспользовавшись им, угрожала погубить и меня, и всю мою семью. И все ради них! — Он попытался привстать, но сильный толчок вернул его на кровать. — Отдайте его мне!

— Но почему она угрожала тебе?

— Я хотел навязать ей свою любовь.

Фэлон повернул голову и попытался разглядеть своих врагов, но яркий свет все так же мешал ему видеть. Все, что он разобрал, был темный неотчетливый силуэт: черное на черном. И он подумал о том, что они знали обо всем заранее, еще до его признания. Ему стало невыносимо стыдно тех непристойных предложений, которые он делал своей сестре.

Фэлон решил, что должен получить обратно письмо, свидетельствующее о его позоре, и этот старинный листок бумаги, подтверждающий то, что в жилах его семьи течет дурная кровь их дурных предков.

— Что вы хотите? — спросил он.

— Скоро ты узнаешь.

Свет неожиданно погас. Мутная темнота сгустилась в комнате. И Ротмер почувствовал, что свободен. Дрожащими руками откинув одеяло, он встал с постели и, подойдя к столу, выдвинул средний ящик, нащупывая хранящийся там пистолет. Вооружившись, Фэлон зажег свет и внимательно огляделся. Но спальня опустела. Спрятав в ящик оружие, он принялся разминать онемевшие руки, думая о том, как его врагам удалось разыскать пропавшее письмо. Угрозы, брошенные ему в лицо Аннорой, вновь всплыли в его памяти.

Она хорошо знала, как он дорожит честью семьи, как оберегает честное имя Ротмеров от любой грязи, которая могла запятнать его в прошлом, и воспользовалась этим. Но Фэлон думал, что Александр уничтожил после ее смерти это треклятое письмо, как он уничтожил большинство ее личных вещей, желая избавиться от преследующей его памяти. Правда, на прошлой неделе Ротмер на какую-то долю секунды испугался, что старинный документ может попасть в руки О'Кифа, но по прошествии времени успокоился на этот счет, решив, что тот все равно ничего не поймет из его содержания.

Фэлон опустился на кровать и горестно покачал головой, припоминая ошибки прошлого.