— О чем это вы?

Пенни нервным движением поправила ремень сползшей на сторону сумки. Спокойный тон ее вопроса заставил доктора вновь с любопытством заглянуть ей в лицо.

— Вот ведь что странно, — тихо сказал он. — Оказывается, досточтимому мистеру О'Кифу в детстве не сделали никаких прививок…

— Ни одной?

— То есть абсолютно! Даже обязательных для новорожденных. А его зубы? Двух нет совсем.

— Ну, это совсем не странно.

— Да, но они не удалены хирургическим путем, их просто выбили. Причем, как показал рентген, удар был так силен, что треснула челюсть. Остальные зубы в порядке, хотя некоторые нуждаются в лечении. А вот челюсть повреждена в двух местах: в области щеки и у подбородка, кроме того, сломан нос. Да не один раз, а по крайней мере три.

Чем дольше перечислял доктор травмы Рэмзи, тем больше вытягивалось лицо Пенелопы, искреннее сострадание отражалось в ее глазах.

— А что он сам говорит обо всем этом? — печально покачав головой, спросила она.

— Ничего. Он не отвечает ни на один вопрос и вообще, насколько может, сопротивляется лечению.

— У него есть на это право. Он волен сам распоряжаться своей частной жизнью.

Доктор неодобрительно пожал плечами. Частная жизнь — частной жизнью, а лечение все же должно быть достаточно эффективным. Впрочем, он помнил, что видит перед собой ту актрису, о которой говорят как о даме, предпочитающей превыше всего свою независимость и уединение.

— Все это хорошо, — проворчал он. — Но кроме того, что и полиция интересуется его прошлым, я тоже не могу назначить грамотного курса лечения без знания предыстории болезни. А согласно нашим сведениям, мистера Рэмзи О'Кифа ни разу еще не обследовали ни на Гранд-Айлендз, ни где-либо на территории США. Пенни удивленно подняла брови.

— Неужели он всю свою жизнь обходился без медицинской помощи? — недоуменно спросила она.

— Не уверен, но он силен как бык. И на его теле так много шрамов, что можно с уверенностью отнести его либо к полицейским, либо к ветеранам войны. Кстати, я почти убежден, что его все-таки лечили. — Маркум хитро подмигнул Пенни. — Ведь должен же был кто-то позаботиться о заживлении шрамов на, его спине. Между прочим, эти шрамы очень напоминают следы от ударов кнута. Спорю на мою белую шапочку, что это последствия порки.

— Вы думаете — трудное детство?

Воображение Пенелопы рисовало картины одна ужаснее другой. Маленький мальчик, до крови закусив губу, лежал на садовой скамейке, и огромный мутноглазый бандит полосовал его спину гигантским тяжелым кнутом. Мальчик молчал, и капельки крови, стекая с его спины, рисовали на сером гравии дорожки замысловатые алые узоры.

— Нет, — покачал головой доктор. — Шрамы слишком свежие. Похоже, ваш знакомый до сих пор играет в детские игры. Но как бы там ни было, я не могу поручиться за достаточную эффективность лечения, пока не буду знать всю предысторию его заболевания. Мне нужна информация, мисс Гамильтон, информация и еще раз информация, черт возьми! А он молчит. Он, видите ли, оберегает свою частную жизнь! Черт его подери! Мне остается надеяться только на вас. Быть может, вы объясните этому олуху, что запираться в данном случае просто глупо.

Пенни насмешливо поджала губы. Она сомневалась, что ее проповедь будет иметь какой-либо успех. Закрыв глаза, она думала о том, что стоит держаться подальше от этого волосатого хиппи. Слишком неутешительно все рассказанное ей доктором Маркумом.

Вдруг неподалеку раздался хорошо знакомый ей щелчок фотокамеры. Она вздрогнула и хотела спрятаться в ближайшей палате, но задержалась, подумав, что нехорошо оставлять тяжелобольного О'Кифа на растерзание журналистам.