Он словно бы увидел аккуратные розовые соски, молочные холмики ее грудей, неглубокую ложбинку между ними, гладкую поверхность живота и обманчиво темный треугольник чуть ниже.
Чейз подавил стон и громко, ненатурально закашлялся. Марси подошла к бару и смешала напитки. Протянув Чейзу виски с содовой, она произнесла:
— Ты был чем-то взволнован, когда вошел. Давай же, выкладывай.
Вряд ли она на самом деле хотела его выслушать, подумал Чейз. Они стояли очень близко друг к другу. Как Марси могла не почувствовать его всевозрастающего желания?
Чейз с интересом наблюдал за женой: она готовила ужин. Щеки ее казались необычно розовыми, но на плите все так и кипело. Из какой-то кастрюли валил пар, отчего кончики волос Марси странным образом завились.
Усилием воли преодолев соблазн, Чейз рассказал жене о перспективах контракта.
— Я весь день работал над предложениями. В заявке мы указали очень низкую цену. Теперь остается только ждать.
— Буду держать пальцы скрещенными. — Марси слила содержимое кастрюли через дуршлаг в раковину.
— Продала сегодня какие-нибудь дома?
— Они не так-то просто продаются, ты же знаешь, — ответила она через плечо.
— А показывала?
— К несчастью, да.
— К несчастью?
— Я вожусь с этой парой уже несколько месяцев. Некие Харрисоны. Все никак не примут решения. Единственное, в чем они достигли согласия, это в своей страсти к спорам. Сомневаюсь, что когда-нибудь добьюсь от них подписания контракта на тот дом. Да, еще я говорила с Сейдж. Она звонила попрощаться перед отъездом в Остин.
— Слава Богу!
— Перестань. Она обожает своего старшего брата.
— Ага, как заноза…
Выражение лица Марси подсказало Чейзу, что она не воспринимает его колкости всерьез.
— Затем позвонила Лори и пригласила нас на ленч в воскресенье. Я обещала.
— Прекрасно.
— И еще она просила взять ее с собой в церковь. — Марси добавила в пищу ароматный соус и, когда Чейз не ответил, настороженно обернулась. — Что скажешь?
— Я слышал, — устало отозвался он. — Только мне не нравится эта идея с церковью. Я не был там с тех пор, как Та… со дня похорон.
Марси, похоже, была непреклонна. Несколько секунд она стояла неподвижно, потом поставила бутылку с соусом, повернулась к Чейзу и заговорила:
— Дело твое, как ты выяснишь свои отношения с Богом. Но твою первую жену звали Таня, это факт. И нечего ходить вокруг да около. Я не собираюсь бледнеть и испытывать предательскую слабость всякий раз, когда ее имя произносится вслух.
— Но я могу побледнеть.
Марси отпрянула, словно Чейз дал ей пощечину, и на самом деле побледнела. Даже губы у нее стали белыми. Она развернулась и вцепилась в крышку столика, будто боялась рухнуть на пол.
Чейз тотчас пожалел о своих словах и приблизился к жене.
— Прости, Марси, — виновато произнес он и как-то странно поднял руки, намереваясь обнять ее, но не решился.
Потом подумал о примирительном поцелуе в то место на шее Марси, где из перехваченного резинкой хвостика выбилось несколько волосков. Но и этого он не посмел сделать.
— Напрасно я так сказал.
Марси резко развернулась. Чейз ожидал увидеть полные слез глаза, но вместо этого увидел одно лишь негодование.
— Я не хочу ходить в своем доме по яичной скорлупе, не хочу каждый раз взвешивать слова — не дай Бог, произнесешь что-нибудь не то.
Ее злоба только разожгла его собственную ярость.
— Ты знаешь, как я отношусь к Тане!
— Конечно. |