Изменить размер шрифта - +
Это мгновенно заводило публику.

Со временем Арти наскучила жаберная иллюзия мальчика-водяного, и в артурианский период он представал перед паствой (в отдалении, сидя в гольф-каре) на суше. Но это было позднее, а сначала он достаточно долго держался за свой водяной образ.

Как он однажды заметил с горечью, его облик был не настолько экстравагантным, чтобы удерживать внимание публики двадцать минут (именно столько длились его представления на начальном этапе), просто лежа на помосте и позволяя себя разглядывать. Надо было что-то делать. Тюленьи трюки с мячом, с которыми он выступал в раннем детстве, очень скоро ему надоели. Арти сосредоточился на плавании. Ярко освещенный гигантский аквариум в полутемном шатре был центром внимания. Движения Арти в колышущейся воде завораживали, гипнотизировали. Люди смотрели на воду и на плывущего странного мальчика, как смотрят на пламя. Стеклянная преграда между Арти и зрителями подчеркивала его необычность и снимала опасения почтеннейшей публики.

– Так я для них безопасен, – рассуждал Арти вслух. – Они могут расслабиться. Знают, что я не прыгну к ним на колени. (Арти часто ехидничал насчет коленей, поскольку у него самого их не было.)

– Это преступное расточительство: поражать воображение простаков и ничего с ними не делать, – сокрушался он.

Арти стал учиться красиво говорить. Декламировал стихи и цитировал слащавых философов, рассуждавших о человеческой природе. Папа хотел, чтобы Арти стал комиком и смешил публику. Ему казалось, что в исполнении Водяного мальчика это будет уникальный номер. Но Арти подобное не увлекало.

– Не хочу, чтобы эти придурки смеялись надо мной, – огрызался он. – Я хочу, чтобы они поражались, может быть, даже боялись меня, но смеяться они не будут. Ну, разве что иногда, потому что я остроумный, да. Но я им не клоун.

Редкие шутки Арти, коротенькие передышки в напряженно-мистических выступлениях, всегда были сдержанными, язвительными и направленными вовне. Он никогда не смеялся над собой.

Его туманные речи были густо замешены на эзотерике.

– Они хотят, чтобы их пугали и поражали. Для того они сюда и идут, – объяснял он.

Постепенно – и неизбежно – Арти открыл в себе оракула. «Оракула создает тот, кто задает вопрос и думает, будто слышит ответ». Арти прочитал много книг по восточной философии, и однажды, когда он с серьезным видом пересказывал их содержание, изливая восточную мудрость через край своего аквариума, какая-то бледная женщина, сидевшая в зале, поднялась и спросила, жив ли ее пятнадцатилетний сын, который полгода назад сбежал из дома.

Не задумавшись ни на секунду, без единой заминки Арти ответил:

– По ночам он рыдает в подушку и тоскует по дому, а днем работает, как настоящий мужчина, и молчит о своих переживаниях.

Женщина заголосила:

– Спасибо, спасибо, благослови тебя Бог! – И бросилась к выходу, рыдая и громко сморкаясь в носовой платок.

Наверное, она рассказала своим подругам, потому что на следующих двух представлениях вопросы от зрителей сыпались градом, и Арти отвечал на них. Все так же спонтанно и так же туманно.

Он подрядил рыжеволосую девчонку, продававшую билеты, раздавать зрителем картонные карточки, чтобы записывать на них вопросы. Его выступления теперь явственно отдавали хиромантией и гаданием «любит – не любит». Папа заказал несколько тысяч афиш «Спросите у Водяного мальчика».

 

Я помню Лил с ворохом костюмов в одной руке и пакетом попкорна в другой. Она стояла посреди нашего маленького парка аттракционов и строго мне выговаривала:

– Когда мы говорим об Элли и Ифи, Олимпия, то используем союз «и». Мы не говорим: «Элли с Ифи». Мы говорим: «Элли и Ифи».

Быстрый переход