Если стоять к ним лицом, Элли была слева, а Ифи – справа. Элли была правшой, Ифи – левшой. Но Ифи шагала правой ногой, а Элли – левой. Если дернуть Элли за волосы, Ифи тоже визжала. Если поцеловать Ифи в щеку, Элли улыбалась. Когда Элли сильно обожгла руку о машину для приготовления попкорна, Ифи тоже рыдала в голос и всю ночь не могла уснуть из-за боли. Они двигались грациозно и хорошо танцевали. У них были отдельные сердца, но одна на двоих кровеносная система, отдельные желудки, но общий кишечник. У них была одна печень и один комплект почек. У них было два мозга и две нервные системы, причудливым образом связанные между собой. Вдвоем они ели чуть больше, чем съел бы нормальный ребенок их комплекции и роста.

Джонатан Томаини, выпускник музыкального училища, с неопрятными сальными волосами, который взялся учить близняшек игре на фортепьяно после того, как они переросли уроки Лил, говорил, что Ифи – мелодия, а Элли – исключительно ритм. Обе хорошо пели. У обеих было сопрано.

Арти предполагал, что их два мозга действуют, как правое и левое полушария одного мозга.

Если Элли хотела наказать Ифи, она ела то, что было не слишком полезно для них обеих. Ифи понуро молчала и не ела вообще ничего. Больше всего Элли любила изводить сестру сыром. Ифи страшно боялась запоров.

Элли разнообразила издевательства, поглощая шоколад в неимоверных количествах, хотя шоколад не любила, и от него у нее высыпали угри. Прыщи были очень заметны на их молочно-белой коже. Ифи обожала шоколад, но не ела его, опасаясь прыщей. Когда Элли объедалась шоколадом, на Ифи это никак не отражалось. Наказание заключалось в том, что Ифи приходилось спать рядом с прыщавым лицом Элли и постоянно видеть перед глазами гнойные бугорки.

Ифи жалела всех, кто не близняшки. Элли меня презирала.

Элли его ненавидела. Иногда она вела себя так, словно Арти мог оторвать от нее Ифи.

Ясли были идеей Хрустальной Лил, и она ими заведовала. Она приходила туда каждое утро, до открытия цирка, и ласково протирала банки жидкостью для чистки стекол. Позднее, когда Ал решил добавить чучела животных, ему пришлось согласовывать это с Лил. Она согласилась, но при условии, чтобы у входа устроили лабиринт и чтобы шесть банок остались бы главными экспонатами мавзолея.

«Зверинец» из чучел животных в подсвеченных стеклянных витринах представлял собой стандартный набор двухголовых телят, шестилапых куриц и прочих диковин вроде скелета треххвостой кошки. Единственным живым экспонатом были три лысые курицы, приобретенные Алом на птицеферме у человека, который вывел породу без перьев, чтобы экономить на ощипывании. Лысые куры не продавались, поскольку клиенты привыкли к пупырчатой «куриной коже», получающейся, когда выдергивают перья. Гладкая кожа не вызывала у них доверия. Три купленные папой курицы были бодры, веселы и упитанны, с мясистыми гребешками и сережками. Они прожили у нас два года, а потом Лил нашла их мертвые тушки в дальнем углу клетки. Все три птицы скончались буквально за ночь, побежденные неким микроскопическим недругом новаторских разработок. Ал отдал тушки таксидермисту, и готовые чучела поместили в ту же самую клетку. Одна курица стояла, наклонившись к земле и вытянув шею, словно собиралась клевать солому, которую больше не надо было менять. Вторая стояла настороже, косясь на зрителей желтым стеклянным глазом. Одна лапа поднята, будто готовится сделать шаг. Третья курица сидела в углу, сунув голову под расправленное крыло, видимо, в поисках насекомых.

После завтрака Лил принимала таблетки и шла в Ясли с бутылочкой жидкости для чистки стекол. Темно-зеленые стены и пол мыли уборщицы, но стекла она протирала сама. Иногда ей помогала я, порой – близнецы. Но чаще всего Лил справлялась сама. Она быстро, но тщательно протирала все стеклянные витрины в лабиринте, однако это была не основная причина ее ежедневных походов в Ясли.