|
Ты боишься, что все это может привести к каким-то личным, «подстольным» соглашениям, которые осуждаются общественностью. Я заявляю: все это настолько далеко от истины, что дальше и быть не может! — Думаешь, Галлант такого же мнения? Если говорить о «личных» соглашениях, то я не уверен. Мне почему-то кажется, что его интересы скрыты под покровами… одежды. Вот уже много лет она не краснела. Но это произошло сейчас, и ей стало обидно. Она резко ответила: — Поскольку мои интересы совсем другого рода, можешь так не беспокоиться! — Беспокойства будет еще меньше, если превратить эту личную встречу в деловой обед с участием… — Тебя настолько разбирает любопытство, что ты просто набиваешься к нам. Хочешь? Пойдем! — Она пошла на этот рассчитанный риск, потому что не оставалось иного выхода. Ей необходимо было встретиться с Эдисоном с глазу на глаз. — Я безуспешно пытаюсь добиться того, чтобы ты была с ним настороже, только и всего. — Не тревожься за меня. Я всегда настороже. Его лицо напряглось. — Да, это правда, — проговорил он глухо. — И как это я забыл? Он прошел мимо ее стола и остановился перед огромным, во всю стену окном. Сунув одну руку в карман, он смотрел через стекло. Его взгляд медленно двигался от крыш домов и редких участков зелени французского квартала до дворов и изогнутой в виде полумесяца Миссисипи. Рива, тоже стоявшая недалеко от окна, увидела, как по воде медленно ползет контейнеровоз, груженный товарами для Африки, или Южной Америки, или еще какой-нибудь экзотической части света. С противоположной стороны шел небольшой экскурсионный кораблик, стилизованный под старину: он имел вид допотопного пароходика, с двумя красно-белыми трубами и задним гребным колесом. Оба судна сошлись на изгибе реки, слились в одно пятно и тут же стали удаляться один от другого, каждый в свою сторону. Рива подумала, что это могло быть удачной аллегорией на прошлое и настоящее. За окном стоял солнечный и знойный день. Силуэт Ноэля четко вырисовывался на фоне солнцезащитного стекла. Его поза была расслабленной, плечи, поддерживавшие отлично пошитый костюм, — эти широкие, квадратные плечи спортсмена — были расправлены… И все же воздух в кабинете был сжат каким-то напряжением. Это беспокоило Риву, хотя и не было для нее новым ощущением. Напряжение всегда появлялось там, где вместе почему-либо оказывались она и Ноэль. Временами ей было интересно, а испытывает ли и он нечто похожее? Но он был всегда спокоен. Даже больше того. У него всегда такой холодный и отстраненный вид, что ее охватывало желание ударить его, толкнуть, напугать или сделать что-нибудь подобное, что могло бы сломать барьер, который многие годы был между ними. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, прежде чем сказала: — Я обещаю тебе, что не наведу ни малейшей тени на корпорацию. Ты удовлетворен? — Ты думаешь, меня только корпорация волнует? — не поворачиваясь, спросил он. — Нет, конечно. Мне нужно было сказать сначала, что я не наведу ни малейшей тени на доброе имя Столетов. Он как-то глухо засмеялся: — Ах да! Фамилию не уронить! — Твой отец придавал этому большое значение. — Не сомневаюсь. Но я не мой отец и я никогда его не любил уж так… — Это был замечательный человек. — Можно мне этого и не говорить. Разговор вплотную пододвинулся к боли недавней потери и к старой душевной ране. Рива демонстративно глянула на свои часики и твердо проговорила: — Можно было. Мне надо идти, или я опоздаю. Он быстро повернулся к ней лицом. В его темных глазах было какое-то странное, очень уж пристально-внимательное выражение. — Ведь ты меня боишься, не так ли? — Не говори чепухи! С какой стати мне тебя бояться? Слова прозвучали звонко, четко, в душе же у Ривы было беспокойно. |
