|
Эдисон еще долго смотрел на нее, не отрываясь, но постепенно гнев в его глазах угасал и сменялся смущением. Стукнув костяшками пальцев по краю стола, он покачал головой и тихо произнес: — Все-таки удивительно… — Что? — Не могу никак привыкнуть к тому, что это ты. Так сильно изменилась. — Никто не может сохраниться прежним, если только не заспиртоваться. — Конечно… Но ты настолько теперь другая, будто зачеркнула всю прежнюю жизнь и начала с белого листа, заново. Рива упрекнула себя в том, что сразу не поняла, что это один из обычных трюков, которыми пользуются политические деятели для того, чтобы расположить к себе публику. Она улыбнулась: — Ты хочешь сказать, что мне удалось преодолеть в себе мое низкое социальное прошлое? Он пожал плечами: — Что-то вроде этого. — Если так, то это не было особенно трудно. Таких, как я, называют «двойняшками». Это человек, которого уже не устраивает его прежняя жизнь, но который чувствует себя в высших эшелонах все еще не в своей тарелке. Человек, который одновременно живет в двух измерениях. — Но создается такое впечатление, что ты всецело теперь принадлежишь высшему обществу. — Если это комплимент, то я благодарна за него. — Но все же неужели никогда не вспоминается… Он явно начинал хитрить. Она холодно прервала его: — Я не привыкла в своей жизни оглядываться назад. Это не-вы-год-но. — Никогда? — тихо спросил он. — Насколько удается, — жестко ответила она и тут же переменила тему: — Где сегодня Анна? Наверное, носится по делам твоих выборов? — Сегодня вечером у нее встреча в каком-то женском клубе. Но сейчас я оставил ее на Ройял-стрите, она шныряет по антикварным лавкам. — На Мэгэзин она сможет сделать более качественные покупки. — Покупать она уже не станет. У нас и так весь дом забит старинным хламом. — Мне тоже очень нравится этот, как ты называешь, «старинный хлам». Он хмыкнул: — Это единственное, что вас объединяет. Его внимание стало более рассеянным. Он обозревал зал, где они сидели, приглядывался к лицам. Женщина, которая сидела за соседним столиком, приветливо улыбнулась ему. Он автоматически кивнул в ответ, одновременно проверив узел галстука и поправив волосы. — А ты современный мужчина, как я погляжу. Если он даже и поймал сухость ее тона, то не обратил на это внимания. — Я вырос среди старинной мебели и антикварных тарелок. Мне это надоело еще с детства. Я люблю современные гладкие поверхности. Без всяких там завитушек и извилинок, которые только пыль собирают. — Это заблуждение, дорогой. Пыль гораздо гуще ложится именно на современные гладкие поверхности. — Мне все равно, я ведь не уборщица. — Именно — все равно, — сказала Рива, улыбнувшись тому, что хоть здесь он уступил ей. — Ты дразнишь меня? — нахмурившись, спросил он. Она удивленно подняла брови и взглянула на него чистым взглядом. — С чего ты взял? — Ты всегда была хитрюгой. Но мы здесь не для того, чтобы вести разговоры об этом. Как, впрочем, и не об Анне, и не об антиквариате, и не о пыли. Я пришел для того, чтобы узнать, что ты имела в виду, когда угрожала мне? — По-моему, я это ясно выразила еще в субботу. Эта встреча, если ты помнишь, пришла в голову отнюдь не мне. Все, что я собиралась тебе сказать, я сказала после митинга. — Ну и что? Я тоже ответил тебе тогда, и мне нечего прибавить к ответу. Но ведь ничего на этом не закончилось, так? — Да. Но теперь посмотри правде в глаза: или ты решишь сотрудничать со мной, или рискуешь выдержать шторм, который поднимает в прессе моя информация. Его губы искривились в ухмылке. |
