Рана была нескольких дюймов в длину, и девушка поняла, что, не помешай она Франческе, стилет вонзился бы маркизу в грудь.
Словно подумав о том же самом, маркиз спросил:
— Ну, что же вы будете делать?
— Могу ли я попросить немного бренди?
Маркиз удивленно поднял брови.
— Вы собираетесь выпить — или хотите предложить выпить мне?
— Ни то ни другое, — ответила девушка. — Я собираюсь промыть вам рану на случай, если в нее попала инфекция. Иначе вас может начать лихорадить.
— По-моему, вы пытаетесь запугать меня!
— Маменька всегда утверждала, что открытые раны представляют большую опасность, поэтому следует позаботиться о чистоте. На самом деле раны промывали бренди еще во время Трафальгарского сражения, но почему-то не делали это десятью годами позже при Ватерлоо.
— Можете презирать меня за глупость, — заметил маркиз, — но я снимаю шляпу перед вашими энциклопедическими познаниями.
Он подошел к постели и взял в руки стоявший подле нее колокольчик.
Раздался громкий звон, и через мгновение дверь каюты открылась.
— Входите, Эванс, — сказал маркиз камердинеру. — Мисс Бомон настаивает, чтобы я истратил свой лучший бренди на промывание раны.
— Раны, милорд? — переспросил Эванс. — Что случилось с вашей светлостью?
Маркиз улыбнулся.
Он знал, что Эванс не отлучался из дворца и наверняка был хорошо осведомлен о неподобающем поведении Франчески. От слуг ничего не возможно скрыть, и сверхзаботливый камердинер, должно быть, уже не раз успел ужаснуться тому, что какая-то женщина угрожала жизни его господина.
Когда маркиз отправился на яхту, Эванс плыл в другой гондоле вслед за ним.
Слуга укоризненно произнес:
— Вы не сказали мне, милорд, что хотите переодеться. Я был внизу и не поверил, что ваша светлость хочет уехать столь поспешно.
— Зря не поверили, — добродушно-насмешливо ответил маркиз. — Зато сейчас работа для вас найдется.
— Вижу, милорд, — заметил Эванс. — Мисс Бомон права: порез неприятный, его непременно надо промыть, не то ваша светлость подхватит лихорадку.
— Надеюсь, обойдется без этого, — улыбнулся маркиз.
Эванс достал из шкафчика бутылку бренди и налил немного в бокал.
Под чутким руководством Люсии он окунул в бренди чистый льняной платок и приложил его к ране.
Внезапная боль обожгла маркиза, но он, мужественно сжав губы, не проронил ни звука. Эванс тщательно промыл порез и повернулся к Люсии со словами:
— Пожелаете перевязать его светлость, мисс, или мне это сделать?
Маркиз был потрясен.
Впервые Эванс позволил постороннему человеку помогать заботиться о маркизе. Старый камердинер порой ревновал хозяина даже к другим слугам — и все же…
В глазах маркиза блеснула насмешливая искорка. Он догадался, что, проявляя вежливость по отношению к «новому увлечению» маркиза, Эванс выражает свое неудовольствие Франческой и ее поведением.
— Не могли бы вы сделать это? — смущенно попросила Люсия. — Я, конечно, могу наложить повязку, но уверена, что вы сделаете это гораздо лучше.
Маркиз отметил ее проницательность — ведь Эванс, погорячившись с необычным для него предложением, очень бы обиделся, прими Люсия его.
Он ловко перевязал руку — вначале наложил на рану льняную подушечку на случай, если начнется кровотечение вновь, а потом забинтовал, достаточно туго, чтобы повязка не могла соскочить, но не пережимая вену.
— Благодарю вас, Эванс, — сказал маркиз. |