|
Я… гм… всегда придерживаюсь этого правила. Я очень, очень осторожен. – Мне, право, страшно жаль, – перебила она его, искренне раскаиваясь. – Я поступила глупо. Люишему было ужасно неловко слушать ее извинения, и он поспешил ответить, полагая, что тем самым сгонит разливавшуюся по лицу краску. – Этого я не думаю, – возразил он с несколько запоздалой торопливостью. – Напротив, вы поступили очень мило… Это очень мило с вашей стороны. И я знаю… Мне вполне понятно, что… гм… ваша доброта… – Толкнула меня на необдуманный поступок. А теперь еще и бедняжку Тедди ждут большие неприятности за то, что он позволил мне… – О нет, – возразил мистер Люишем, спеша воспользоваться случаем и стараясь не улыбаться от гордости за свое благородство. – Я не имел права заглядывать в листок, когда поднял его, абсолютно никакого права. А следовательно… – Вы не придадите этому значения? Правда? – Конечно, нет, – ответил мистер Люишем. Ее лицо осветилось улыбкой, и у мистера Люишема тоже сразу стало легче на душе. – А что же тут особенного? Ведь это только справедливо. – Однако многие поступили бы иначе. Школьные учителя не всегда ведут себя так… по рыцарски. Он ведет себя по рыцарски! Эта фраза взбодрила его, как хорошая шпора коня. И он с готовностью рванулся вперед. – Если вам угодно… – начал он. – Что? – Он может этого и не делать. Дополнительную работу, хочу я сказать. Я освобождаю его. – Правда? – Да. – Это очень мило с вашей стороны. – Ну что вы! – сказал он. – Какие пустяки! Если вы действительно считаете… Его переполняло чувство восхищения собой за это вопиющее попрание справедливости. – Это очень мило с вашей стороны, – повторила она. – Пустяки, – еще раз подтвердил он, – сущие пустяки. – Большинство людей никогда бы… – Я знаю. Наступило молчание. – Не стоит беспокоиться, – сказал он. – Честное слово. Кажется, он все бы отдал, лишь бы сказать еще что нибудь, остроумное и забавное, но ничто не шло на ум. Молчание длилось. Она оглянулась на пустую аллею. Их разговор из невысказанных, но таких важных фраз подходил к концу. Она нерешительно взглянула на него, снова улыбнулась и протянула руку. Конечно, так и следовало поступить. Он взял ее руку, тщетно подыскивая в своем беспомощном, смятенном разуме подходящие слова. – Это очень мило с вашей стороны, – еще раз произнесла она. – Пустяки, уверяю вас! – повторил мистер Люишем, по прежнему тщетно подыскивая хоть какое нибудь замечание, которое могло бы послужить переходом к новой теме. Ее рука была прохладной, нежной и в то же время крепкой – пожимать ее было так приятно, и это ощущение на секунду вытеснило все остальные. Он держал ее руку в своей и не находил слов. Они спохватились, что стоят, держась за руки. И оба засмеялись в смущении. Они обменялись дружеским рукопожатием и с неловкой поспешностью отдернули руки. Она повернулась, кинув на него еще один робкий взгляд через плечо, помедлила в нерешительности, потом сказала: – Прощайте, – и быстро зашагала прочь. Он поклонился ей вслед, широко взмахнув на старинный лад своей шапочкой, и тут какие то до сих пор дремавшие тайники его разума взбунтовались. Не успела она отойти на шесть шагов, как он снова был рядом. – Послушайте, – сказал он, пугаясь собственной робости и приподнимая свой головной убор с такой неловкой торжественностью, будто поравнялся с похоронной процессией, – но этот листок бумаги… – Да? – сказала она с удивлением, на сей раз вполне искренним. |
