— Я люблю галстуки.

Я кладу бинокль и наклоняюсь, чтобы посмотреть Уильяму в глаза. Он рассматривает свой бинокль, крутит шнурок и изо всех сил старается не заплакать.

— Эй, парень, это не страшно. Честное слово.

Он отвечает хриплым шепотом:

— Мама на меня злится.

Я собираюсь уверить его, что это не так, но мальчик неглуп. Он знает, что такое гнев. Каролина в ярости, и он чувствует, что она выплескивает эмоции на него.

— Когда взрослые чего-нибудь хотят и не получают этого, они иногда злятся, — говорю я. — Злятся на всех и вся. Твоя мама сердится не на тебя, а на Колледжиэйт. И на твоего папу. Тебе просто кажется, что она злится на тебя, хотя на самом деле она злится на всех остальных.

Уильям по-прежнему не смотрит на меня. Я осторожно обнимаю его и притягиваю ближе. На мгновение он прижимается ко мне и кладет голову на плечо, а потом внезапно отстраняется.

— Ты не понимаешь, — повторяет он. — Ты не понимаешь про Колледжиэйт, потому что ты не интеллектуал. Ты родом из Нью-Джерси, и ты не интеллектуал. Не такая, как мама и я.

Я встаю, беру его за талию, поднимаю и подношу к ограждению. Далеко внизу — каменистый уступ.

— Смотри в бинокль, Уильям.

Он в страхе брыкается.

— Не урони меня!

— Не уроню. Просто сиди и смотри в бинокль. — Я сажаю его на ограждение и крепко держу за пояс.

Уильям подносит бинокль к глазам.

— Тебе видно? — спрашиваю я и учу его фокусироваться. — Посмотри вот на те здания. Это Аппер-Вест-Сайд. Там живем мы. И там Колледжиэйт.

— На Семьдесят восьмой улице.

— Правильно. Посмотри в другую сторону. — Я направляю его бинокль на восток. — Это Аппер-Ист-Сайд. Там живешь ты с мамой. Убедился, как далеко тебе видно? Если бы погода была не такая паршивая, было бы видно до самого Ривердэйла.

Уильям старательно настраивает бинокль, и ему явно нравится.

— Нью-Йорк — большой город, Уильям. Огромный. А Колледжиэйт — всего лишь одна маленькая, крошечная точка. Крошечная и бессмысленная. В большом городе тебя ждет большая жизнь. Я клянусь тебе, клянусь: Колледжиэйт ничего не значит. Не важно, что случится, не важно, кто и насколько сильно на тебя сердится. Просто помни, какое все вокруг большое и как далеко ты можешь видеть. Хорошо?

Он крутит бинокль на шнурке и молчит.

— Хорошо? — повторяю я.

— Я ничего не вижу.

Я ставлю Уильяма наземь, беру бинокль и шагаю к лестнице. Уильям топает за мной, шаркая своими дорогими французскими ботинками по каменным ступенькам. Возвращая бинокль, я смотрю на доску объявлений. Ежедневные познавательные экскурсии по парку начнутся с первого апреля, требуются добровольцы для подсчета поголовья водоплавающих, в последний вечер февраля состоится Марш памяти. Все заинтересовавшиеся могут записаться онлайн или по телефону. Интересно, зачем нужно записываться? Чтобы организаторы могли проверить участников на честность? Они что, сверяются с больничными записями, требуют свидетельства о смерти? Или рассылают подробный список заказов в фирмы, специализирующиеся на производстве супервпитывающих носовых платков, водоотталкивающей туши, миниатюрных погребальных урн?

— Я все знаю про тех ястребов, — говорит Уильям. — Пэл-Мэл живет на доме номер девятьсот двадцать семь на Пятой авеню. В Центральном парке водятся полосатые ястребы, широкохвостые ястребы, скопы, пустельги и соколы. Я все про них знаю, Эмилия.

— Отлично, Уильям. Нам пора домой.

Глава 18

Джек возвращается домой с двумя сумками продуктов.