– Сними одежду.

Элиар повиновался, сдернув с себя лохмотья.

– Откуда шрамы? Ты воевал? Хотя можешь не отвечать… – И надолго замолчал, что-то обдумывая. Потом спросил: – Как ты очутился в горах?

– Я плыл на Сицилию вместе со спасавшимися от преследований римлянами. Нас настигли пираты; чтобы не попасть в их руки, я прыгнул в воду. Доплыл до берега, потом долго шел и вот…

– Тебе цены нет, – усмехнулся декурион, – проделать такой путь и не попасться, уцелеть. И чего ты хочешь теперь?

– Чего я могу хотеть? – с тихим отчаянием сказал Элиар. – Если ты решил лишить меня свободы, так лучше убей!

Декурион протянул ему короткий военный плащ:

– Возьми. И садись, а то ты едва стоишь на ногах. Когда Элиар сел, его собеседник продолжил:

– Ты добровольно примешь смерть? Сомневаюсь. Из тебя не получится хорошего раба, а вот воин… Времена изменились: воином становится тот, кто является им по сути, и это правильно. Ты умеешь обращаться с лошадьми?

– Да, я с детства ездил верхом. Декурион кивнул.

– Служба в коннице не слишком трудна – это не пехота. И неплохо оплачивается. Нам нужны воины. Я поговорю с префектом – он римлянин, а остальные – из провинций. Если спросят о гражданстве, отвечай, что не имеешь, теперь это не так уж важно. Скажи, что воевал под началом Гнея Помпея, вместе со мной. О прошлом забудь. Ты меня понял?

– Да, – прошептал Элиар.

– Почему не спрашиваешь, что за войско, куда идем и против кого станем сражаться?

– Мне все равно.

– И то верно, – с усмешкой отвечал декурион, – лишь бы платили. Для начала станешь получать десять ассов в день, а дальше будет видно. – И, помолчав, прибавил: – Запомни, не зря говорят: миг может изменить то, что отняли многие годы.

Через несколько дней Элиара зачислили в конницу, дали лошадь, одежду, оружие и доспехи и выделили место в палатке, где кроме него размещалось девять человек. По приобретенной еще в гладиаторской школе привычке Элиар ни с кем близко не сходился, но приняли его хорошо. Среди воинов конницы не было римлян, только галлы да представители германских племен: так повелось еще со времен Цезаря. За день армия проходила около двадцати тысяч шагов, а разбив лагерь, солдаты дотемна занимались различной работой. Рабов почти не было, все приходилось делать самим: носить дрова, чинить доспехи, чистить лошадей. Немало времени отнимали упражнения: Элиару пришлось научиться вспрыгивать на коня с оружием и без него, ознакомиться с особенностями построения и приемами боя римского легиона. Словом, день был заполнен до предела. Еда не отличалась разнообразием, но ее было вдоволь – хлеб, каша, овощи. Через некоторое время Элиар понял, что ему здесь нравится. Он был сильный, молодой и легко переносил любые тяготы, но дело было даже не в этом. Если большинство гладиаторов имело изломанные судьбы, их вынуждали сражаться друг с другом, для них не существовало иного способа выжить, то в армии объединились люди, в силу каких-то причин не чувствовавшие вкуса к мирной жизни, они были спокойны, уверены в себе и без страха смотрели в будущее.

Хотя Элиар держался несколько обособленно и отчужденно, его считали своим. Он не гнушался никакой работы, трудился всегда сосредоточенно и споро, к тому же во всех его повадках чувствовался талант прирожденного воина. Никто не догадывался о том, что творится в его душе. Он не думал о Тарсии – она просто стояла у него перед глазами: ее измученное лицо застыло и потускнело, а взгляд… О чем он размышлял в ту минуту, когда прыгнул в воду и поплыл прочь от корабля? Во всяком случае, не о ней. Он представлял оковы и невольничий рынок, он не мог пережить это снова, но… Гай Эмилий не оставил Ливию, ему и в голову не пришло спасаться бегством! Где сейчас Тарсия? Над ней наверняка надругались, а потом продали на греческом рынке… В чьи руки она попала? Напрасно Элиар пытался обманывать себя, говоря, что теперь, когда все вроде бы неплохо устроилось, он сумеет накопить денег, найдет и выкупит Тарсию, – в глубине души он понимал, что это ложь.