Он представлял оковы и невольничий рынок, он не мог пережить это снова, но… Гай Эмилий не оставил Ливию, ему и в голову не пришло спасаться бегством! Где сейчас Тарсия? Над ней наверняка надругались, а потом продали на греческом рынке… В чьи руки она попала? Напрасно Элиар пытался обманывать себя, говоря, что теперь, когда все вроде бы неплохо устроилось, он сумеет накопить денег, найдет и выкупит Тарсию, – в глубине души он понимал, что это ложь. Может быть, ее спасет Ливия Альбина, но только не он. И если совесть – это страх перед самим собой, Элиар сполна испытал этот страх.
Как-то раз, когда он, прервав работу, вернулся за чем-то в палатку, к нему заглянула девушка, та самая, которую он увидел, когда очнулся в лагере. Он до сих пор не знал, как ее зовут, хотя они нередко встречались на территории лагеря. Ее занятие не оставляло сомнений: однажды на рассвете Элиар заметил, как она выходила из палатки одного из центурионов, да и простые конники упоминали о том, что эта девчонка очень покладиста.
И вот сейчас он увидел, что она стоит возле входа и улыбается ему.
– Привет! Элиар кивнул.
– Ты не предложишь войти?
– Входи.
Она вошла и остановилась, глядя на Элиара с неприкаянностью и какой-то особой настойчивой нежностью. Элиар заметил, что сегодня она аккуратно причесана, а на руке блестит дешевый браслет, должно быть, подарок какого-то воина.
– Ты всегда такой молчаливый?
Элиар пожал плечами. Она слегка наклонила голову.
– Теперь ты выглядишь по-другому. Я не сразу тебя узнала, – сказала она. И вдруг прибавила: – Хотя нет… ты остался таким же… Тебе нравится здесь?
– Да.
Она весело рассмеялась.
– Знаешь, а ведь это я надоумила Криспа поговорить с тобой!
– К твоим советам прислушивается декурион? – Элиар не удержался от иронии.
– Почему бы и нет? У меня есть неразменная монета!
Ее поведение было откровенным и отчасти даже бесстыдным, но она улыбалась так открыто и простодушно… Элиар внимательно посмотрел на гостью. Тарсия казалась изящней и тоньше, эта же – крепко сбитая, дочерна опаленная солнцем, с прямыми темными волосами, обрезанными по плечи, как у беглой рабыни, и быстрыми черными глазами. Эта девушка не продавала себя, она скрашивала воинам их суровые дни, и они относились к ней почти как к равной и делили между собой ее ласки так, как делили хлеб. И все-таки она имела право выбирать. И – выбирала.
– Как тебя зовут?
– Спатиале.
– Что ж, я тебе благодарен.
– И это все? – с притворным удивлением спросила она, вольно или невольно загораживая проход.
– Что же еще? Мне пора идти.
– Может быть после, когда ты не будешь так занят, мы еще поговорим? – спросила она, уступая дорогу.
– Может быть.
И, не дожидаясь, пока она покинет палатку, резко повернулся и вышел. Но что-то заставило его оглянуться: девушка стояла и призывно улыбалась ему, без тени обиды на широком, грубоватом и все-таки привлекательном лице.
В последующие несколько дней Элиар ее не видел, а потом встретил снова.
Он только что сменился с караула и шел через площадь в центре лагеря, когда ему навстречу попалась Спатиале. Девушка радостно улыбнулась.
– Ты мне поможешь? – сразу спросила она, указав на ведра с выпуклыми стенками и украшениями по краям, в каких обычно носили воду.
Хотя это была женская работа, Элиар согласился и пошел следом за девушкой. Широкая тропинка, петляя, вывела их к источнику. Здесь было прохладно и сыро, из земли бил небольшой холодный ключ. Вода падала на камни, которыми был выложен источник, и уходила куда-то дальше, в таинственные жадные глубины земли. |