Невозможно было найти объяснение подобным наклонностям; дома никто открыто религии не исповедовал, а их мать, хоть и считала себя католичкой, с замужества на мессу не ходила Единственным утешением профессора Леаля в связи с таким решением сына было то, что он носил не сутану, а короткие рабочие штаны, жил не в монастыре, а в рабочем районе, и был более близок к трагическим переменам в мире, чем к тайнам евхаристии. На Хосе были брюки, доставшиеся ему в наследство от старшего брата выцветшая рубашка и жилет, связанный матерью из грубой шерсти. Руки его были в мозолях; он зарабатывал себе на жизнь работая водопроводчиком.
— Организую курсы по изучению христианства, — сказал он с хитринкой в голосе.
— Наслышан, — ответил Франсиско со знанием дела: они вместе работали в бесплатной консультации при приходе, и он был в курсе дел брата.
— Ох, Хосе, не лезь ты в политику, — взмолилась Хильда. — Снова хочешь попасть за решетку, сынок?
В последнее время собственная безопасность вызывала у Хосе Леаля озабоченность. Ему не хватало духа вести счет только чужим бедам. Он взвалил на себя нестерпимое бремя боли и несправедливости. Порой он упрекал Создателя в том, что тот подвергает его веру таким тяжким испытаниям: если существует Божественная любовь, то непомерные страдания, выпавшие на долю людей, могут показаться издевательством. В непосильном стремлении накормить бедных и дать приют сиротам он утратил лоск церковности, который был у него в семинарии, и окончательно превратился в мрачного человека, разрывающегося между нетерпимостью и жалостью. Отец выделял его из всех сыновей, потому что видел сходство собственных философских идеалов с варварскими христианскими суевериями его сына, как он их называл. Это сглаживало его огорчение и привело к тому, что он, в конце концов, простил Хосе его религиозное призвание и прекратил жаловаться по ночам, когда, уткнувшись в подушку, чтобы не разбудить жену, изливал свой стыд из-за того, что в семье появился священник.
— На самом деле, я пришел за тобой, братец, — сказал, обращаясь к Франсиско, Хосе. — Тебе нужно осмотреть девочку в городке: ее изнасиловали неделю назад, и с тех пор она онемела Примени свои знания по психологии, поскольку Бог не справляется со столькими проблемами.
— Сегодня не могу, я работаю с Ирэне, надо делать фотографии, а завтра я девочку осмотрю. Сколько ей лет?
— Десять.
— Господи, что за чудовище надругалось на невинной бедняжкой? — воскликнула Хильда.
— Ее отец.
— Ради Бога, хватит, — велел профессор Леаль, — хотите, чтобы мама заболела?
Франсиско налил всем чаю, и на некоторое время они умолкли, стараясь найти другую тему для разговора, чтобы успокоить Хильду. Ей, единственной женщине в семье, удалось привить детям мягкость и такт в общении. Они не помнили, чтобы она выходила из себя. В ее присутствии сыновья не сквернословили, не позволяли себе пикантных шуточек и грубостей. В детстве Франсиско одолевала тревога, что, измотанная грубой жизнью, его мать однажды незаметно исчезнет, рассеется навсегда, как туман. Тогда он бежал к ней, обнимал ее, хватался за ее платье, отчаянно стремясь удержать ее тепло, запах, ее передник, звук ее голоса С тех пор прошло много времени, но нежность к ней оставалась самым непоколебимым его чувством.
После женитьбы Хавьера и поступления Хосе в семинарию в родительском доме остался только Франсиско. Он занимал ту же комнату, где жил в детстве, — с сосновой мебелью и полками, полными книг. Иногда у него возникало желание снять отдельное жилье, но в глубине души ему нравилось быть в семье, а с другой стороны, не хотелось без надобности огорчать родителей. Для того чтобы сын ушел из дома, они признавали три причины: войну, брак и служение в церкви. |