Красин шагнул к нему, тряхнул за плечи.

– Владимир!

– Здравствуйте, Леонид, – тихо сказал Носков.

Такие встречи рассеивают сомнения, тревоги, лишний раз понимаешь, что ты не один, что вас, единомышленников, даже не десятки, не сотни, а тысячи, что вы организованы, сплочены, что вы – партия!

– У меня к вам много дел, Леонид Борисович, – покашливая в кулак, говорил Носков, – но главное – это «Нина».

– Вы хотите лично побывать там?

– Если это возможно…

Красин возбужденно прошагал по кабинету, заглянул в окно, в мазутную черноту, в которой маячило несколько огоньков.

– В таком случае, Владимир, – он повернулся к Носкову, – вам нужно прежде привести себя в порядок.

– В порядок? – удивился Носков. – Да мне казалось, что я настоящий денди! Видите – галстук, манжеты…

– На которых можно писать мелом, – усмехнулся Красин. – Небось, ехали-то третьим классом. Идем ко мне, побреетесь, перемените белье.

– Послушайте, Леонид, да у вас тут Европа, настоящее европейское предприятие! – с восхищением сказал Носков, оглядывая светящееся в ночи главное здание электростанции.

– Вам нравится? – воскликнул довольный Красин и тут же с большим энтузиазмом, с напором, крепко держа Носкова под руку и ведя его через двор, стал рассказывать о строительстве этой станции.

Носков, схваченный крепкой рукой, оглушенный потоком слов, только посматривал любовно на энергичный профиль Никитича. Этот человек ему очень нравился.

– Вы любите все это? – спросил он. – Стройку, промышленность, электричество?

Красин мгновенно остановился.

– Да-а, – протянул он после некоторого молчания, – я это люблю. Люблю почти так же, как свое главное дело…

…Они неторопливо ехали в коляске по набережной. В море мигали огоньки судов. Изредка появляющаяся среди туч луна освещала странный контур восточного города.

– Материалы съезда поступили сюда вовремя? – тихо спрашивал Носков.

– Да.

– Что вы думаете о расколе?

– Я на стороне большинства.

– Жму вашу руку. Вам известно о вашей кооптации в ЦК?

– В этом качестве я уже провел совещание в Кутаиси и встретился в Киеве с Клэром .

– О вашей работе во время июльской всеобщей стачки известно и дома, и за границей, – Носков кашлянул. – Вы просто молодчина, Красин.

– В июле было замечательно! – воскликнул веселым голосом Красин. – Власти были потрясены размахом событий. Безусловно, «Искра» разожгла бакинский костер. Мы опасались, что нефтяники ограничатся только экономическими требованиями, но они вышли с искровскими лозунгами.

– Недавно мне писали, Леонид Борисович, что Старик  отзывался о вашей деятельности весьма одобрительно…

– Это приятно, – проговорил Красин.

…Персидский ленивый ветер все-таки развеял тучи над Баку, и луна без помех уже заливала светом землю, когда Красин и Носков по узкой улочке подходили к дому, где размещалась подпольная типография «Нина». Белые глухие стены и резкие тени. Лай собак…

Маленькую дворцу в воротах открыл уже предупрежденный Семен – Трифон Енукидзе. Он провел гостей через дворик, где пахло осенней травой, открыл еще одну дверь и уже в комнате, освещенной слабой керосиновой лампочкой, громко сказал:

– Добро пожаловать, товарищи!

Открылись двустворчатые двери большого шифоньера, пахнуло нафталином. Семен раздвинул руками какое-то тряпье, шагнул в шкаф и пригласил:

– Пожалуйста, сюда!

В полной темноте они спускались по узеньким крутым ступеням, и вдруг вся лестница залилась ярким светом: Семен распахнул дверь в просторное помещение, где на полу лежали два ковра, а под потолком висела калильная лампа.