Он вышел, а она стала оглядываться. Обычная тяжелая мебель и старинные безделушки; иконы на стенах и вышитые накидки на стульях. Ее взгляд остановился на фотографии на стене, о чем-то смутно напоминавшей… и тут вдруг она увидела на столе кинжал. Хоть он и был в ножнах, но выглядел как-то зловеще. Она хмуро смотрела на кинжал, когда наконец появился с подносом старик. Он поставил его на стол, но когда она потянулась к одной из чашек с черным кофе, он оттолкнул ее руку, протягивая ей другую чашку.

— Здесь меньше сахара, — торопливо объяснил он.

— Англичане не любят слишком сладкий кофе.

Она внезапно встревожилась, заметив загоревшийся в стариковских глазах огонь. Это было странно, она никогда не испытывала ни малейшего страха в компании с греком, даже если это был молодой грек. Но сейчас с этим стариком она почувствовала себя, мягко говоря, неуютно.

— Разве вы не присядете? Он был слишком близко, высокий, худощавый, ноздри его широко раздувались, а губы плотно сжались, превратившись в тонкую ниточку. — Пейте кофе! Чашка была уже у ее губ, но при этом его грубом оклике она поставила ее обратно на блюдце.

— Мне пора идти, — холодно сказала она и, поднявшись, пошла к двери.

— Она заперта.

Тони медленно повернулась и посмотрела на него. В Англии друзья Тони считали ее бесстрашной девушкой, способной постоять за себя в любой ситуации. А среди ее друзей были отчаянные вояки, заветной мечтой которых был орден Виктории. Внутреннее бесстрашие отражалось и в чертах ее красивого лица. Сейчас оно выразилось в пристальном взгляде и в ледяном холоде голоса.

— Я не знаю, что вы собираетесь делать, но учтите, что я смогу себя защитить. Откройте, пожалуйста, дверь.

Тишина, а потом вкрадчиво прозвучало:

— Я собираюсь тебя убить.

Опять тишина. Взгляд Тони автоматически остановился на столе.

— Вам придется объяснить. Вы даже не знаете меня.

В мягко звучащем голосе Тони не было ни малейшего намека на страх. Мужчина был очень стар, и ей ни на секунду не приходило в голову, что он может быть сильнее ее.

— Я знаю, что ты живешь на острове уже год, — сказал старик. Он стоял у стула, на котором она только что сидела, его тонкие узловатые руки беспокойно двигались.

— Да, это так.

— Тогда ты уже слышала о вендетте?

— Да, я слышала о вендетте. Но какое это имеет отношение ко мне? Вы ошиблись… вы обознались.

— Твое имя Антония Фримэн.

— Да, — Тони в замешательстве сдвинула брови. — Я только что вам сказала, что вы не знаете меня.

Она вгляделась в его лицо:

— И я совершенно уверена, что не знаю вас.

— Твой брат был здесь пару месяцев назад?

Тони слегка побледнела. Она вспомнила, что рассказывал Саввас. Рукой откинув упавший на лоб локон волос, она обнаружила, что лоб ее совершенно мокрый.

— Да, он приезжал навестить меня.

— Он убил мою сестру… мою старую хромую сестру!

— Это был несчастный случай, а не предумышленное убийство! Мой брат тут же был оправдан здешним судом!

— Судом да, но не мной! Это была преступная езда, а поскольку я не могу поехать в Англию, чтоб убить его, я убью здесь тебя! Это мой долг по закону вендетты — кровь смывается кровью убийцы или кого-нибудь из его семьи!

Итак, ей попался один из тех фанатиков, о которых она рассуждала с Саввасом. Очевидно, разум старика значительно ослабел с возрастом, и Тони заговорила, пытаясь выразить искреннее сожаление.

— Случилось несчастье, действительно большое несчастье. Но она вышла на проезжую часть дороги… было очень темно, вспомните… и даже не посмотрела по сторонам.