Ральф решил, что не стоит откладывать разговор, и отправился к телефону, чтобы договориться с Уильямом о встрече. Когда мистер Мортенсен поднял трубку и Ральф услышал его приветствие, ему стало абсолютно ясно, что это верный шаг: Уильям ждал этого звонка. Они договорились о встрече, и Ральф отправился переодеться. Его утомил черный костюм, захотелось надеть простые джинсы и мягкий свитер. К тому же в таком виде будет легче вести почти семейный разговор.

3

Уильям Мортенсен сидел в своем кабинете и посасывал трубку, которая давно потухла. Но он не замечал этого. Несколько последних дней он не находил себе места, пытаясь понять, что кроется за внезапной смертью его друга. Сегодняшнее оглашение завещания только утвердило его в мысли, что дело еще хуже, чем он мог предположить. Кому-то явно на руку была эта скоропостижная смерть. И он догадывался кому…

Однако у него не было ни доказательств, ни прямых оснований обращаться в полицию. Проблема состояла в том, что результаты вскрытия показали, что смерть произошла вследствие хронического заболевания сосудов. В этом случае катастрофа могла произойти в любой момент. Никто не сомневался, что все произошедшее можно квалифицировать как нелепость судьбы, когда достаточно молодой и сильный человек так внезапно уходит.

С этим можно было бы смириться, если бы не явная нелепость завещания.

Однако Уильям отдавал себе отчет в том, что он не имеет никакого права требовать возбуждения уголовного дела. Это может сделать только кто-нибудь из родственников. Или человек, обладающий достаточной информацией для подобного заявления. Такой информации не было, потому что не было фактов, а были только догадки, предположения и наблюдения.

Можно было поговорить об этом с Элизабет. Но Уильям видел, что она находится практически в невменяемом состоянии. Она сейчас не способна принимать решения. Ее сегодняшнее заявление насчет наследства явно показало, что она почти не ориентируется в ситуации. Кроме того, Уильям предполагал, что Элизабет может иметь отношение к тому, что случилось. Поэтому пока говорить с ней не только бесполезно, но и опасно…

Оставался только Ральф. Мортенсен видел, что мальчик потрясен последним решением отца. И дело тут не в наследстве. Генри очень переживал разрыв с сыном, долго не мог понять, что явилось истинной причиной его бегства из дому. Потом они помирились, но недоразумение так и осталось невыясненным. Однако Генри никогда не оставил бы своего единственного сына без гроша, он не сказал бы ему так явно, что вычеркнул его из своей жизни, что не любит его. Значит, кто-то очень постарался, чтобы это случилось.

Если это так, то есть только один человек, который может во всем этом разобраться. Это сам Ральф. Говорить надо с ним. Но говорить только тогда, когда он сам этого захочет. Когда его обида на отца уступит место разуму и он поймет, что надо искать правду.

Звонок Ральфа раздался в тот момент, когда у Уильяма созрело решение. Когда он положил трубку, договорившись о встрече, у него практически нарисовалась картина действий. Но ему нужна была помощь. И помочь мог только один человек — его любимая взбалмошная дочь.

Когда Шэрон внезапно возвратилась домой несколько месяцев назад, он был не просто рад. Он был безумно счастлив.

Все это россказни старых кумушек, что родители должны отпускать детей в жизнь, как отпускают по весне птиц из клеток. Это легко декларировать, но с этим трудно мириться. Уильям каждый раз наступал на собственное «я», когда молчал и сдерживался, видя очередное чудачество Шэрон. Ему не хотелось, чтобы она росла, становилась женщиной, чтобы жила своей ей жизнью, делала карьеру, выходила замуж…

Больше всего ему хотелось, чтобы его малышка всю жизнь ходила в хорошеньких маленьких платьицах с рюшечками, а по вечерам забиралась к нему на колени, протягивая очередную книжку.