– Таков мой долг! – Захлопнув «Азбуковник», боярский сын отбросил книгу. – Раз уж взялся, надобно доводить лечение до конца.

Случившиеся в гостье перемены не остались для него незамеченными, и потому на душе мужчины сразу стало легко и весело, и память их первой встречи тоже разгорячила его кровь.

– Да отпусти же ты дверь, Ксюша! – улыбнулся он. – Напомни, сделай милость, какие места мне пришлось исцелять первыми? С коленом вроде бы некая неприятность случилась?

Полулежащему боярину оказалось легко и просто приподнять подол платья, и женщина ощутила, как мягкие горячие пальцы скользнули по ее обнаженной щиколотке вверх, прикоснулись к ямочке под коленкой, каким-то образом обняли ее, с обжигающим своевольством стали подниматься выше и выше…

Ксения испуганно охнула, сглотнула, часто задышала, хлопая ладонями по ткани. Однако надетые ради зимнего холода пять юбок сыграли с женщиной злую шутку. Сейчас они превратились в толстенную броню, через которую она никак не могла пробиться, защититься, остановить наступление мужчины. Женщина оказалась полностью во власти сильных рук хозяина усадьбы и ничего не могла с этим поделать! Хотя, говоря по совести, не очень-то и старалась…

Сладкая нега закружила Ксению и убаюкала, заставила стонать и утопать в нежных горячих волнах, повела через вершины наслаждения, чтобы бросить в пучину страстного до болезненности желания, каковое вознаградилось огненным утолением…

И где-то через полчаса, когда судорожная истома отпустила женщину, она поняла, что лежит, полузакопанная в подушки, странно изогнутая, да еще и вниз головой. Ксения громко фыркнула и засмеялась.

– Не получится из тебя лекаря, Федор Никитич, – выбираясь на свободу, сказала она. – Как ни старайся, но целитель из тебя никакой!

– Это почему, моя лебедушка? – отозвался с середины комнаты боярин.

– Кровоподтеки главные у меня были где? Под грудью, на ребрах! А ты какое место столько времени лечил?

– Это был предварительный осмотр! – Федор Никитич внезапно оказался совсем рядом, крепко поцеловал ее в губы и помог подняться. – Не все сразу.

– Хорошо, поверю твоему опыту. – Ксения споткнулась и повисла на шее мужчины. Снова засмеялась: – Ты точно сделал что-то не то, горе-целитель! Меня теперь ноги совершенно не держат!

– Здесь они тебе все равно незачем. – Боярин подхватил гостью на руки, отнес к окну, положил возле низкого столика с угощением, наполнил кубки: – Один из величайших лекарей нашего мира, премудрый Омар Хайям, учил нас, что хорошее вино способствует кроветворению и укреплению рассудка. Так что давай выпьем за здоровье, прежде чем продолжим твое исцеление!

Кем был этот великий Омар Хайям, Ксения знала прекрасно. Но поправлять вдохновенного собеседника не стала.

– Ты, моя ладушка, получается, из рода Отрепьевых выходишь? – спросил хозяин дома.

– По матери Отрепьева, по отцу Шестова, – не стала скрывать худородства женщина. – Гришка мне не родной брат, двоюродный.

– Я помню, – кивнул Федор Никитич. – Место писаря.

– Он правда толковый! Умный, старательный. Преданный.

– Мы станем говорить о писаре?

– Лучше обо мне, – полушепотом предложила Ксения и провела пальцем по краю кубка.

Федор Никитич наполнил золотую чашу вином, женщина сделала пару больших, жадных глотков. И вдруг спросила – очень тихо, словно боялась, что ее услышат:

– Поведай великую тайну, о достославный знаток арабской мудрости, что меня ждет впереди, хрупкую игрушку всемогущих богов?

– «Красавицы уничтожают поклонников своих.