— А что плохого? — не поняла Люська.

— Да любование собой, дурной характер, — Дима махнул рукой с досадой. — Потому что, если ты добиваешься популярности, у тебя растет самомнение, появляется ощущение, что ты пуп Земли, времени на других нет, занимаешься только самим собой. Не хочу никого обидеть, но в этой профессии редкие люди — настоящие. А еще нам всем присущ излишний инфантилизм, избалованность и чувствительность. Первое мое впечатление от так называемых «людей света», так до сих пор и не поменявшееся, а лишь укрепившееся, — это фальшь во всем, в чувствах, мыслях, поступках и словах.

— Да, нечто похожее я тоже замечала, — вынуждена была согласиться Люська. — Люди врут автоматически, машинально, зачастую даже не понимая этого.

— Вот-вот! Врут друг другу и самим себе, притворяясь теми, кем, по сути, не являются. И этого не может скрыть ни помпезность, ни яркие неоновые огни, ни показное радушие — в общем, под яркой оберткой ничего нет. Ни-че-го, понимаешь! А ты… мне в тебе сразу понравилось, что ты не такая. Ты очень настоящая. Ты искренняя. И именно за это я тебя… — он осекся, — уважаю, за это ты мне очень нравишься.

— Спасибо, — Люська улыбнулась, весьма польщенная. Нет, сомнений не было — он действительно ценил ее, нуждался в ней. Как бы Жанка ни изгалялась в своем острословии, все равно у Люськи с Димой все по-настоящему… Хоть и без постели. До постели дело как-то до сих пор не дошло. И Люську, если честно, эта возможность даже страшила немного. Сейчас они прекрасно ладят друг с другом — а вдруг после секса все изменится?.. Поэтому она не торопила события, а Дима действительно приезжал с гастролей таким вымотанным, что мечтал о постели только в прямом смысле — в плане здорового крепкого сна.

Тем временем и на Люськиной улице настал праздник — ей дали две недели отпуска. Сначала она собиралась поехать домой, к маме, но поняла, что больше всего на свете сейчас хочет побыть наедине с собой, разобраться во всем, что ее терзает. Не хотелось общения вообще ни с кем. Миша пригласил ее за город, к себе на дачу — составить компанию ему и Нике в этот остаток лета. Он заманивал девушку всевозможными райскими благами: баней, уютным двухэтажным домиком, прозрачными озерами с песчаным дном, лесом, где можно было бы вместе собирать грибы и ягоды… Но Люська с вежливой благодарностью отказалась. Она вспомнила, что мечтала поехать на море. Сказано — сделано; Люська с трудом достала билеты на поезд до Сочи и обратно — плацкарт, верхняя боковушка. Обычно она не путешествовала одна, но сейчас даже мысль о том, чтобы пригласить с собой какую-нибудь подругу, казалась противной.

Всю дорогу она просто спала, изредка сползая вниз, чтобы выпить воды или умыться. Попутчики переживали — «девушка, вы же совсем ничего не кушаете, угощайтесь!» — и совали ей горячие от жары фрукты и бутерброды, но она совершенно не чувствовала голода.

В Сочи она сняла комнату у хозяйки, с которой была знакома по прошлым приездам на юг — она отдыхала здесь еще с родителями, давным-давно. Все десять дней отпуска прошли в каком-то ступоре. Люська тупо валялась на пляже целыми днями, в особо жаркие часы уползая под тент, плавала в море до изнеможения, гуляла в парке «Ривьера», один раз даже сходила на концерт какой-то заезжей звезды, но поймала себя на мысли, что постоянно сравнивает молодого певца с Димой и совершенно не получает удовольствия от выступления. Она ела огромные мохнатые персики и нежный сыр с местного рынка, пила сладкое домашнее вино, покупала у пляжных торговцев хачапури и пахлаву, но душа ее почему-то не оттаивала.