— Граф, — сказала королева, — вы — один из самых благородных людей, которых я знала… И, не сомневаясь в вашем великодушии, умоляю: никогда не пытайтесь выяснить, чем вызвана моя забота о вас… моя горячая симпатия к вам.

— Если это связано с каким-то секретом, и если я случайно раскрою его, то пусть божественное пламя испепелит мое сердце, прежде чем я успею вымолвить хоть слово.

— Да, граф, это действительно секрет… Но обещаю: настанет такой день, когда я все расскажу вам!

Марийяк не сумел удержаться от радостного восклицания.

— Очень скоро, — говорила Екатерина прерывающимся голосом, — да, уже очень скоро, вы поймете, почему я с таким вниманием слежу за вашей жизнью и отчего во время нашей недавней встречи мне пришлось изобразить полное равнодушие… Но невзирая ни на что я предложила вам тогда наваррский трон… Вы не забыли об этом? Да, скоро вам станет ясно, почему ваша скорбь острой болью отзывается в моем сердце и — главное — почему я стремлюсь сделать вас счастливым!

— О мадам! О Ваше Величество! — вскричал Марийяк, а из его души рвались иные слова: «Матушка… милая матушка…»

Однако Екатерина совсем не собиралась допускать, чтобы Марийяк вслух признал их родство. И потому с ласковой улыбкой осведомилась:

— Да, как вы поступили с тем вызолоченным ларцом, который получили от меня?

— С ларцом? — изумился Марийяк. — Я любуюсь на него, как на бесценное сокровище, это же ваш подарок, Ваше Величество!

Марийяку почудилось, что в глазах королевы на миг отразилась досада.

— Значит, вы держите ларец в своем доме?

— Но Вашему Величеству известно, что я живу во дворце королевы Наваррской; я же принадлежу к ее свите. А такой ларец больше подходит для дамы…

— Да, конечно. Раньше я хранила в нем шарфы и перчатки. Мне преподнес его король Франциск I* когда я только прибыла во Францию…

— Стало быть, ларец продолжает нести свою службу, — рассмеялся Марийяк. — Королева Наваррская тоже положила туда перчатки.

— Ах так? — сказала Екатерина, и глаза ее загорелись мстительным торжеством.

— Признаюсь вам, — вдруг очень серьезно заговорил Марийяк, — я боготворю королеву Наваррскую… извините, Ваше Величество, но не буду скрывать: я отношусь к ней, как к матери. И я отдал ей этот ларец на сохранение до того часа, когда…

— Вы поступили верно, мальчик мой!

Граф затрепетал, ошеломленный этим обращением; первый раз Екатерина назвала его так…

— Но вы произнесли «до того часа… « Что за час вы подразумевали? — осведомилась королева, не дав Марийяку прийти в себя.

— До того часа, когда мне, наконец, откроется правда, которую пока знаете лишь вы, — откликнулся граф, ощущая, что душу его опять захлестывает черная волна горькой безнадежности. — Позвольте вам напомнить, что в тот день, когда вы вручили мне ларец, Ваше Величество дали мне обещание…

— И я его исполню, милый граф. А вас не интересует, кто мне рассказал о вашей любви к Алисе де Люс?

— Ах, мадам, я так устал от вечного напряжения, что ничему уже не удивляюсь…. Я подумал, что Ваше Величество изволили кого-то расспросить…

— Вы почти угадали, граф… но вы даже не можете себе вообразить, скольких трудов мне стоило все время держать вас в поле зрения. А делала я это с единственной целью: чтобы в случае необходимости поспешить вам на помощь, оградить от горестей и бед…

И опять, уже не в первый раз, душа графа устремилась к Екатерине, однако королева замолчала.