— Понимаешь, там есть приятный ресторан, где…

— Фауна и Чарлз?!

— Я пыталась тебе объяснить, — пожала плечами Санни. — Некоторое расположение светил может вызвать почти мгновенное притяжение. Правда, я не совсем уверена, что это не больше чем случай кармического узнавания. Но кто рискнет утверждать, что там не может быть и того, и другого? Ведь, если существо избирается для того, чтобы быть рожденным при определенной цепочке обстоятельств и, в частности, под планетарным влиянием…

Но Рори больше не слушала. Фауна и Чарлз. Ее маленькая сестренка, экзотическая танцовщица, лентяйка до мозга костей, вертихвостка, — и чопорный, застегнутый на все пуговицы Чарлз Уильям Эдвард Бэнкс III… Или, может быть, Эдвард Уильям?

Три дня спустя жизнь вошла в налаженную колею. В первый день на рассвете вернулись Чарлз и Фауна, но никаких таких разговоров не было. Фауна только упомянула танцевальную школу в Уинстон-Салеме, куда она предполагала заглянуть.

А Чарлз много улыбался.

Нельзя сказать, что Рори тоже много улыбалась, и по крайней мере она уже так много не плакала, кроме последней ночи, когда вокруг никого не было и никто не мог ее услышать. Вот разве что просыпалась с болью в сердце и в душе и в некоторых других ноющих местах. Зато желудок у нее больше не болел. На пальце, где она носила кольцо, остался след — легкая краснота, но и она скоро прошла благодаря мази из алзины, аралии, золотого корня и оливкового масла, которую Билл прислал ей, как только вернулся в Ричмонд.

Рори уже почти сложила все вещи, хотя еще не нашла другого места, где будет жить. Это ее раздражало, потому что переехать надо было до начала занятий в школе. Ирония заключалась в том, что она прекрасно могла бы остаться в этом коттедже, если бы Чарлз не поспешил сдать бунгало кому-то другому.

Она будет скучать по качелям на террасе, но сейчас уже не так сильно, потому что глициния обрезана почти до ствола. Вздохнув, она нацарапала на обратной стороне конверта: «Почта, газеты, телефон!!!» — и засунула конверт под край цветочного горшка. Вот еще забота — ее растения.

По одной программе прошла уже половина «Вот как», а по другой — четверть «Театрального шедевра». Рори смотрела обе передачи, совершенно разного уровня, и не видела в этом ничего несоответствующего, но даже если и видела, то ее это больше не волновало. И вдруг она услышала шелест шин по гравию, совсем рядом с домом. Из любопытства она подошла к двери. Рама с натянутой сеткой была на крючке, и она включила на террасе свет.

И вдруг сердце ее чуть не выскочило из груди. Не будь дурой, прошептала она. Кейн давно уехал, и от него не пришло ни слова. Да она и не ждала ничего. Свадьба отменена, так что у него нет причины возвращаться в Тобакковиль.

На улице было темно. Перед ее домом остановилась длинная, обтекаемой формы машина. Внутри горел свет. Прежде чем она успела что-то разглядеть, дверца машины распахнулась, и на фоне отдаленных городских огней появился силуэт знакомой высокой фигуры.

— Кейн, — прошептала Рори и так вцепилась в дверную раму, что у нее заболели пальцы.

— Рори? — Если бы она не знала его голоса, то могла бы подумать, что в нем звучит нерешительность. Но в голосе не было колебаний, только теплота и зов. Он воспринял ее шаги навстречу так, будто у него не было сомнений в том, что его ждут. И, не успев задать ни один из вопросов, иссушивших ей душу, она оказалась в его объятиях.

Тот же невероятно сладкий рот, о котором она столько мечтала, снова завладел ее губами. Те же сильные руки так сжали ее, будто он хотел всю ее втиснуть в свое стройное, крепкое тело. Два сердца снова забились в унисон, превращая желание в жажду, а жажду в безотлагательную потребность, которая моментально достигла силы тайфуна.