— Они, конечно, запросят за нее огромную сумму? — осведомился герцог.

— Сомневаюсь, — ответил Николай. — Здесь свои правила, и я подозреваю, что этот человек просто посредник. Всем заправляют более высокие чины. — Бросив взгляд на патрона, он продолжил: — У этого человека нет средств, чтобы платить сутенерам за блестящее содержание публичного дома и за свой счет перевозить женщин из всех частей Европы.

Эти слова вернули герцога на землю.

Однако, снова взглянув на англичанку, он понял, что, каким бы безумием это ни было, он не может допустить, чтобы она осталась здесь. Она резко отличалась от стоящих рядом с нею женщин и к тому же, как заметил его друг, была необычайно красива, но не кричащей плотской красотой ее товарок по несчастью. У герцога сложилось впечатление, что не попади они в Алжир, их все равно не миновало бы занятие древнейшей профессией.

Англичанка была иною, и все-таки герцог цинично спрашивал себя, может быть его просто очень искусно обманывают?

Со стороны патрона было очень умно выставить на продажу девушку, которая резко выделялась среди остальных. Почему же ее не накачали наркотиками, как других?

Все это очень интересовало герцога, но он прекрасно понимал, что ею друг не шутит, советуя ему быть осторожным. Хотя они и говорили по-французски, их поведение могло насторожить всех присутствующих, а, побывав в Алжире уже не один раз, герцог знал, что человек, вызывающий подозрение, нередко кончал свою жизнь с ножом в спине.

Усилием воли он заставил себя снова непринужденно расположиться на диване и медленно цедить поставленное перед ним шампанское, заедая его леденцами, приготовленными из орехов и меда — любимым лакомством мусульман, которым религия запрещала употреблять алкоголь.

Наконец, внимательно осмотрев будущих рабынь, шейхи, шаркая ногами, вернулись на свои места, и торги начались.

Первой была продана одна из немок. Ею заинтересовались сразу три шейха, досталась же она одному из них, чей исключительно гордый вид говорил о том, что он стоит во главе очень крупного племени. Немку сразу же увели, и шейх последовал за ней. Затем за очень высокую цену были проданы одна из армянок и датчанка. Следующую немку купили еще дороже, чем первую.

Патрон осмотрелся, и герцог вдруг догадался, что ливанку и вторую армянку он придерживает на конец торгов, так как из-за них могла разгореться наиболее оживленная борьба.

Девушки, ничуть не смущаясь, улыбались шейхам, оставшимся в комнате, и бросали на них довольно кокетливые взгляды.

Патрон поманил пальцем англичанку, смотревшую не на него, а вдаль, как бы не в силах видеть происходящее.

Герцог заметил слабое биение жилки у нее на шее, говорящее о том, как она напугана, а руки ее были так крепко сжаты, что даже суставы побелели. Девушка не подчинилась патрону, и евнух подтолкнул ее. Она безнадежно оглядывалась по сторонам, как зверек, которого загнали в угол и который не может спастись бегством. Постояв немного, она сделала несколько шагов вперед.

Патрон описал ее, как и предполагал герцог, как нетронутую, очень молодую и очень привлекательную англичанку. Говорил он таким тоном, что герцог чувствовал: будь у него сейчас пистолет, он не задумываясь застрелил бы этого человека.

Патрон попросил всех предлагать цену.

Герцог обладал достаточным опытом участия в аукционах, чтобы немедленно не ввязываться в игру, и поэтому занял выжидательную позицию.

Сумма, предложенная шейхом, хранившим до этого момента молчание, была настолько мала, что патрон рассмеялся. Другой покупатель предложил на двадцать фунтов стерлингов больше. Первый шейх в свою очередь тоже поднял цену, между ними началась своего рода дуэль, и герцогу стало ясно, что оба были заинтересованы не столько в девушке, сколько в том, чтобы просто досадить друг другу.